Олег Волынец - Серебро и свинец, иной вариант

Чужой воевода решительно протянул старосте руку и что-то бросил на резком, странно звучащем для эвейнского уха варварском наречии.

— Приветствую вас, — на скверном едином промолвил юнец — как догадался староста Тоур, толмач.

— И вам привет, коуне, — степенно промолвил староста.

Наступило неловкое молчание. Староста Тоур решительно не понимал, что нужно здесь этим чужеземцам, если воевать они не хотят, а майор Краснов выжидал, как отреагируют местные на появление советских солдат, и только, не дождавшись, негромко бросил Леве:

— Скажите им, что мы… м-м… заморские купцы. Если ваш друид не наврал, то лучше не распространяться пока, что мы с Земли.

Лева покорно перевел.

— Из-за Восточного окияна? — переспросил староста, не решаясь утереть со лба выступивший от облегчения пот. — Далекенько же вас занесло, почтенные коуны.

Лева перевел и это. Теперь пот пробил уже Краснова. Ему как-то не пришло в голову, что отсутствие портовых городов — да и портов, — на обследованном участке близкого побережья не означает, что местные жители плохо знакомы с географией.

— Товарищ Шойфет, — вполголоса потребовал он, — как-нибудь так выспросите у него, часто ли сюда варяжские гости наведываются, чтобы подозрений не вызвать.

— Коун… а как величать вас, коун? — поинтересовался Лева, чтобы потянуть время.

— Тоуром меня кличут, — степенно ответил староста. — Тоур ит-Таннакс, староста здешний. Только коуном меня не зовите, почтенный, а то уж больно смешно. Оннат Тоур я был, есть, да и помру, видать.

В тонкости эвейнского этикета Лева посвящен не был, а потому покорно принял совет.

— Так… оннат Тоур, неужто к вам часто гости заморские наведываются?

— То-то и оно, что нечасто, — ответил староста. — Последние, почитай, лет… тридцать, а то и поболе, тому обратно были. А тож что вам? Края у нас малолюдные, торговли мало, сами знаете небось, не мне вам рассказывать. Разве редкости какие… Оно, конечно, если б торговлишку какую наладить постоянно, с теми же Бешеными островами, то и пристань в устье Драконьей срубить можно было б, и караваны направить. Да вам, безвластным, куда наладить? Почитай, вождь очередной сменился, вот и послал вас, горемычных, через море-окиян, верно я говорю, коун толмач?

Лева перешептал всю тираду на ухо Краснову — в меру своего разумения, конечно, потому что половину деревенских словечек старосты он понял только по контексту или не понял вовсе.

— Мы… — заговорил майор через Леву, — не безвластные. Мы посланники великой державы. Мы хотим наладить… взаимно выгодную торговлю. Как вы говорите, постоянно.

Староста усмехнулся несколько покровительственно.

— Как ни сколотит себе очередной вождь банду, так в ровню великому Эвейну метит, — проговорил он обыденным голосом. — Навидался я таких…

— Мы — большая страна, — доказывал Краснов. — У нас большое войско. У нас все жители сыты и грамотны. Мы богаты. Сейчас мы пришли не с товаром для торговли, а с… дарами. Чтобы эвейнцы прониклись к нам добросердечием и увидали, что мы не… не…

На этом месте Лева сбился. Краснов сказал "не второстепенная держава", но строй эвейнского языка не позволял употребить эти слова в одной фразе. Держава была Эвейном, а Эвейн был Державой — единственной, с большой буквы. Одно это могло бы навести майора на разнообразные невеселые мысли, если бы Лева сообразил ему об этом сообщить.

— …Не дикари, — закончил Лева фразу.

Староста подозрительно покосился на БТРы, Кобзев, не оборачиваясь, махнул рукой, и по его сигналу солдаты принялись выгружать из машин и вываливать на расстеленные тут же, на площади, полотнища брезента ящики со сгущенкой. Старлей бросил что-то полушепотом сержанту Беловскому, и тот поднес Краснову ложку и вскрытую банку. Гэбист демонстративно запустил ложку в густую желтоватую массу и отправил себе в рот большой ком, моля бога и партию, чтобы только не поперхнуться. Из всех сладостей он признавал только шоколад, понимая, что это дичайшее барство, но будучи не в силах себя перебороть. Но он слышал где-то, что примитивные народы, как правило, готовы поглощать сладкое в любых количествах, точно дети.

Староста Тоур подозрительно глянул на предложенную ему банку, осторожно понюхал содержимое и проговорил что-то на своем зубодробительном языке, на слух Краснова напоминавшем немецкий.

— О чем это он? — поинтересовался гэбист, сообразив, что Лева почему-то оставил реплику без перевода.

— Я не совсем уловил… — пробормотал переводчик, заливаясь предательской краской, и, натолкнувшись на бешеный взгляд Краснова, добавил:

— Он спрашивает, не отравим ли мы его этими… соплями.

— Скажи ему, что это сладкое молоко, из которого убрали почти всю воду, чтобы долго хранилось. Дикари такое не умеют делать, — раздраженный Сергей Викторович после этих слов приказал разгружать подарки посерьезнее.

Топоры, косы, пилы, ножницы и прочий простенький инструмент большого восторга не вызвали у деревенских, что уж тут говорить про гвозди. Без переводчика было ясно, что качество металла восторга не вызвало. Лева перевел:

— Спасибо вам за подарки, коун. Но мы и сами умеем такое делать.

Кузнец скептически осматривал нож, купленный в охотничьем магазине Барановичей, потом достал свой и ударил лезвиями оба ножа. На магазинном зазубрина была куда глубже. Майор почесал репу и достал из кармана коробочку с крючками и пару мотков лески. Подозвал солдата и приказал тому показать иголки с нитками в шапке. Ухмылка с лиц крестьян пропала. Мужики в руках крутили крючки и леску, женщины заворожено осматривали иголки. Староста отметил:

— Тонкая работа, лучше чем ваши ножи. Хорошие у вас кузнецы.

— Мы и не такое можем, — с этими словами Краснов достал ручную дрель, именно дрель с ручным приводом, а не электродрель или коловорот. Любуясь на то, как горят глаза у сельских мужиков, сделал себе зарубку на память поискать и натащить разных хитрых механизмов, не требующих электро или пневмопривода.

Обри Норденскольд постарался сделаться как можно незаметнее. Особых успехов он не добился — трудно остаться незамеченным, когда в штабной палатке, кроме тебя, находятся всего трое. Кроме того, он и сам понимал, что волнуется, в сущности, зря. Адъютантская должность наделяла его замечательной безответственностью. За приказы, переданные Обри, отвечать будет адмирал, а верней сказать — исполнители этих приказов, на которых Дженнистон не преминет взвалить всю вину. Так что тревожиться нечего.

Но всякий раз, когда взгляд его падал на белое, постаревшее в десять минут на десять лет лицо подполковника Макроуэна, командовавшего сборным отрядом морской пехоты, Обри снова передергивало.