Олег Волынец - Серебро и свинец, иной вариант

Обри усмехнулся.

— Мы пошлем им волшебное письмо, — отозвался он.

— Не знал, что вы умеете писать по-здешнему, — с уважением откликнулся Торн и, не оборачиваясь, гаркнул: — Эй, вы, там — заснули?!

— Я не умею, — ответил Обри. — Мы пошлем им звукозапись. Волшебная коробочка, говорящая человеческим голосом…

— Кхм… — Седжвик прочистил горло. — Сэр, можно надеяться, что мы вскоре получим нормальные рации? Обри уставился на него, потом неловко взмахнул руками.

— Боюсь, что нет, — признался он. — Мы использовали фонографы Эдисона… с ручным заводом. Это не такое сложное приспособление.

По правде сказать, идея принадлежала самому майору Норденскольду. Он, правда, не очень верил, чтобы местных жителей, навидавшихся пирокинеза и телекинеза, могла устрашить говорящая коробочка, но чем черт не шутит? По его мнению, содержимое послания было куда важнее.

Справедливо опасаясь после фиаско у замка Дейга вступать с местными лордами в переговоры лицом к лицу, руководство группировки вторжения решило отправить им звуковые письма с предложением мира. Сепаратного. Кем была выдвинута идея, восстановить было трудно — адмирал Дженнистон приписал эту честь себе, — но поддержана она была на удивление единодушно. Миролюбивый Обри надеялся, что нелепый конфликт таким образом удастся если не погасить, то изолировать. Кровожадный Макроуэн, не простивший туземцам гибели своих морпехов и не делавший различий (по его мнению, маловажных) между одним племенем и соседним, рассчитывал, что местных лордов удастся передавить поодиночке или натравить друг на друга, а адмирал Дженнистон уже примерял мысленно лавры миротворца. Фонографы роздали крестьянам в удаленных от базового лагеря деревнях вместе с подарками и строгим наказом доставить местным лордам. Обри ожидал реакции в течение недели.

— Капитан Торн, сэр! Готово!

— Пожалуй, — заметил Торн, придирчиво оглядывая наполненную мешками гелигнита яму, — нам стоит отойти подальше…

Генерал-майор Бубенчиков родился в удачное время.

Именно в те годы, когда детский организм наиболее чувствителен к разлагающему влиянию буржуазного псевдоискусства, советский экран затопила волна трофейных кинофильмов, бурно прокатившаяся просторами одной шестой части суши и как-то незаметно сгинувшая.

В ту самую пору девятилетнему Коле Бубенчикову и довелось увидать фильм, поразивший его до самых глубин доверчивой мальчишечьей души. Это были "Приключения Робин Гуда".

Много позднее, когда молодой замполит Бубенчиков уже не верил в благородных разбойников и прочих дед-морозов, он пытался правдами и неправдами посмотреть старый фильм еще раз, но так и не получилось. По столицам он как-то не задерживался, а в тех дырах, которые Бубенчикову приходилось затыкать своим телом, и обычного-то кинозала бывало не сыскать, а уж о таких диковинах, как кинотеатр повторного показа, и вовсе не слышали. Зачем это ему надо — Николай Марксленович внятно объяснить не сумел бы. Ему казалось, что он и так помнит каждый кадр, каждый прыжок и ужимку, что различает сквозь годы лязг жестяных шпаг и чувствует холод фанерных стен Ноттингемского замка. Он понимал, что должен скорей благодарить судьбу за то, что она не позволила ему испортить впечатления детства, что фильм показался бы ему устарелым, нелепым, вздорным, идеологически невыдержанным. Но почему-то все равно было обидно.

И вот с тех самых пор образ атамана защитников сирых и угнетенных в воображении замполита неразрывно связывался со смазливой физиономией Эррола Флинна.

Ну, был, конечно, еще один хрестоматийный кинообраз, но до Степана Разина почтенному коуну Дейнерику предстояло еще расти и расти. В чем генерал-майор и намеревался ему поспособствовать.

Однако же предводитель "свободных охотников вольных гор", как витиевато отрекомендовал его Окан, если и походил на кого-то из любимых народом актеров, то скорее уж на Пуговкина. А вообще, решил генерал-майор, старательно изображая радушную улыбку, больше всего этот тип похож на выслужившегося приказчика. Уже и выбился вверх, распихав остальных, кого локтями, а кого и ножиком под ребра, приоделся, навесил тугой кошель на пояс, добавил в голос степенности, а свиные глазки все так же беспокойно шныряют по углам.

Обладатель свиных глазок улыбнулся в ответ и что-то коротко протрещал.

— Он говорит, что очень рад познакомиться с… э-э, представителем великой заморской державы, — перевел Окан. — Страшно счастлив по этому поводу и так далее.

— Передайте ему, что я также очень рад и все, что по протоколу положено, — не переставая улыбаться, прошипел Бубенчиков. — И спросите заодно, не желает ли он еды или питья?

Услышав это предложение, атаман осклабился еще шире и выдал очередную зубодробную фразу.

— Желает! — перевел Окан. — До него уже дошли слухи о восхитительном желтом снадобье, которым так щедро потчуют простой народ добрые пришельцы. Он также наслышан, что у нас есть еще более чудесные сладости. Короче, и того, и другого, и можно без хлеба.

— Распорядитесь, — кивнул замполит.

— Слушаюсь!

Бубенчиков задумчиво посмотрел вслед вышедшему спецназовцу. Не то чтобы его до конца устраивал этот нарочито флегматичный парень с холодными серыми глазами прирожденного убийцы. Генерал-майор читал его личное дело, но так и не уяснил, какого лешего затесался сюда этот сынок не самых крупных, но все же достаточно высоких московских шишек. Притом что в группировку специально старались подбирать людей с минимумом родных, желательно вообще без таковых…

К сожалению, второй из оказавшихся в распоряжении генерал-майора свежеиспеченных толмачей был слишком уж… простоват. Парень от сохи мог пригодиться на агитационном выезде Бубенчикова, но для ведения запланированных тайных переговоров он был явно не приспособлен. И уж тем более не годился для этого Шойфет со своей неуместной инициативой.

При воспоминании о неугомонном Леве Бубенчиков поежился. Нет уж, лучше Окан. Даже если он и делает из всего происходящего какие-то свои выводы — пусть делает. Далеко он их не унесет.

Сам же замполит обучаться местному языку отказывался категорически, равно как и отсоветовал — самым скорбным тоном, на какой только был способен, — всему остальному руководящему составу группировки. Только гэбист настораживал замполита. Кто знает, а не взял ли колдун, вложивший в головы двоим разведчикам знание местного наречия, чего-нибудь ВЗАМЕН?

— Готово, товарищ генерал-майор.

Перед собой Окан держал поднос, на котором были живописно расставлены две уже вскрытые банки вареной сгущенки, тарелка с ломтями белого хлеба, намазанными ею же, тарелка с грудой разнообразных конфет — шоколадных, карамелек, леденцов и прочих — без обертки, и три стакана с чем-то подозрительно оранжевым.