Лариса Светличная - Неудачная дача

Елена демонстративно откинулась на подушки и закрыла глаза. Хоть фотографируй или картину рисуй. Подушки хороши — разноцветные, расшитые цветами, вышивала ее мама, умница-рукодельница. Дочка не в нее.

— Напишу, — кивнула Настя. — И ты тоже призраком станешь?

— Обязательно. Буду за тобой ходить и задавать глупые вопросы.

— Миля, ну скажи ты ей, что призраки бывают, если кого-то убьют!

Я до этого времени спокойно сидела на стуле, дав сестрам возможность обсудить дальнейшую судьбу покойного дедушки.

— Да, Миля, скажи ей, что призраков не бывает! — вмешалась Елена.

— Не скажу, — ответила я.

Обе подруги замолчали. Одна восторженно, другая возмущенно.

— В зомби ваш дед не превратится, но в такой жаре… Ладно, надеюсь, что через несколько часов все само собой решится.

— Может быть, он все-таки станет призраком и покажет нам своего убийцу? — с надеждой спросила Настя.

— Может быть и покажет. Но не так конкретно. Скорее всего, просто возникнет конфликтная ситуация. Обстановка к этому располагает. Мы все на нервах. Пара грубых слов и будет не то что ссора — рукоприкладство. Но, надеюсь, не будет. Жить хочется. А в рукопашной против троих парней нам не победить.

— Миля, а ты видела призраков? Ты же сказала, что они бывают? — пристала Настя.

— Я не говорила.

— Говорила!

— Ладно, слушай. Расскажу про кочующую люстру.

Кочующая люстра лежала в тазике у нас на кафедре. Когда-то давно она была висящая хрустальная люстра, но это было ровно до того момента, как я ее отмыла. Взяла взаймы у завхоза стремянку, ведро воды с тряпкой, и отмыла. Заведующая кафедрой, которая десять лет на грязную люстру в подсобке даже не поднимала голову, вдруг увидела сверху сияние хрусталя и заявила: «О! Я прямо сейчас вспомнила! Эту люстру мне ровно десять лет назад подарили студенты! А я по душевной доброте повесила ее в подсобке! Срочно снимите мне мою люстру!» При этом она смотрела на меня, но я сказала, что люстра тяжелая, мне ее не удержать и не полезла. Заведующая кафедрой полезла за ней сама. Ну, и свалилась. Вместе с люстрой (люстра сверху). Ударилась головой, попала с сотрясением мозга и переломом ребер в больницу, потом вышла, потом уволилась, а про люстру не вспомнила. Или сильно стукнулась головой, или обиделась на люстру.

И люстра осталась лежать в железном тазике под столом. Вешать обратно ее никто не стал, потому что бывшая начальница ее списала, и нашим имуществом люстра больше не числилась, и еще потому, что люстра прослыла несчастливой, и ее никто не хотел трогать. Мы пытались ее выменять на два стула на соседнюю кафедру, но сделка не состоялась, потому что коллеги прослышали про приносящую беду люстру. Выменять люстру на тумбочку в соседний корпус не вышло то той же причине. Вот в другом корпусе про люстру откуда узнали, не представляю. И люстру снова вернули нам, а хорошую тумбочку забрали назад. И еще были очень недовольны. После еще пары подобных случаев люстру решили не трогать.

Длилось это все, пока на кафедру не забрел Истропил Истропилович, мужик добрый, юморной и совсем не суеверный. Посочувствовав нашей кафедральной беде, он хотел забрать люстру на свою кафедру, но там его инициативу не одобрили и в резкой форме запретили проявлять самодеятельность. Тогда он пообещал как-нибудь при наличии свободного времени увезти люстру к себе на дачу. Люстра стала ждать этого дня, лежа в своем тазу и покрываясь грязью — так уже два года с тех пор прошло, как я ее помыла.

Люстра продолжала лежать на своем месте под столом, но нагрянула проверка, и велела весь хлам (и люстру) выбросить до конца недели. Мы позвонили Истропилу Истропиловичу, но он с большим сожалением сказал, что караулит на даче троих малолетних внуков, оставить их не с кем, и люстру забрать он не сможет. Так бы и закончила люстра свою кочевую жизнь на помойке, но тут я познакомилась с НИМ. Откуда взялся этот парень на территории университета, я уже не помню, может, кто-то привел его на кафедру, или сам пришел. Мы с ним познакомились, и он сказал, держа меня за руку и проникновенно глядя в глаза:

— Я отвезу тебя прямо сейчас, куда захочешь!

— Прямо сейчас? — тоже заглянула я в его глаза с видом «врет или правда».

— Прямо сейчас! — и его взгляд сказал «не вру».

— Куда захочу? — с радостным предвкушением продолжила я.

— Да! — он почувствовал, как задрожали в его ладони мои пальцы.

— Пошли!

Я понеслась на кафедру. Он удивился, но пошел следом. У входа в корпус я велела ждать здесь, зашла в уже пустой вечером холл, пошла по коридору и увидела у стенда с фотографиями, который назывался «История нашего университета», мужчину. Внимания особого на него не обратила, но для себя мимоходом отметила, что он стоит вплотную лицом к стенду, и на нем одежда в стиле шестидесятых годов двадцатого века. Ну, мало ли, почему. Зрение плохое и шмотки от предков в сундуке завалялись.

Я подбежала к охраннику и попросила помочь мне вытащить к машине тазик с тяжелой люстрой. Охранник сказал, что грыжу ему зарабатывать не хочется, и тогда я предложила позвать кого-нибудь на помощь, например, виденного мной только что в коридоре странного парня.

Услышав от меня подробное описание внешности этого парня, охранник едва не окосел. Я думала, что его придется откачивать, но обошлось стаканом воды. Охранник привел меня обратно к стенду и ткнул пальцем в одну из фотографий со словами: «вот этот здесь стоял?». Я подтвердила, с удивлением увидев на фото 1964 года точно такого же парня, которого видела только что здесь.

— Ну и дела, давно его никто не видел!

— Кого? — я торопилась, беседовать с охранником не хотелось.

— Роберта, сына Арины Архиповны.

— Кто-то пошутил? — предположила я, потому что знала страшилку про аспиранта Роберта, научную работу которого его руководитель кому-то продал, и Роберт остался без диссертации, не смог пережить человеческой подлости и повесился. Его мать, Арина Архиповна, зав. лабораторией на втором этаже, после этого тоже долго не прожила. Теперь Роберт иногда гуляет по университету, а его мать любит проверять тех, кто засиживается допоздна в лаборатории. После того, как к лаборантке Фариде около полуночи зашла женщина в белом халате, а когда Фарида с ней поздоровалась, молча ушла сквозь стену, желающих гореть на работе не осталось. Их и раньше-то было немного, а после этого случая вообще вывелись.

— Не мог пошутить, у меня камеры стоят, и я в коридоре никого не видел! — ответил мне охранник.

— Камеры сломались? — еще раз предположила я.

Охранник только пожал плечами, но тазик с люстрой мне вытащить помог, и обратно в корпус заходить не спешил.

Не знаю, что подумал парень, когда в его дорогую машину мы с охранником загрузили грязный таз с каким-то стеклом, но промолчал, надеясь, что дальше будет лучше. Но лучше ему не стало.