Клара Санчес - Украденная дочь

— Ну и что, что здесь написано, что ты умерла? Ты сидишь сейчас живая и здоровая, и это — самое главное.

Я, можно сказать, собственноручно прикоснулась к правде.

— Уж обман так обман! — хмыкнула Вероника.

— Это само по себе уже и есть доказательство, да? — спросила я.

— Ты переоденешься, мы перекусим, чтобы успокоиться, а после подумаем, на кого и на что нам охотиться дальше.

Вероника, похоже, твердо вознамерилась разрушить мой маленький мир. Меня раздражали ее кудрявые волосы, которые то и дело касались моего лица, запах кожи, исходящий от ее сапог, ее перстень с изображением кобры, ее норковая шуба, доставшаяся ей от матери, и ее голос, от звучания которого, если бы она крикнула, остановился бы как вкопанный даже лев. Она хотела добраться до самых укромных уголков моей жизни, и у меня уже начинала появляться неприязнь к ней и к ее дому, в котором было полно пластмассовых цветов. Я покосилась на нее и подумала, что уже ее не выношу.

— Когда мы закончим все это? — спросила я.

Вероника ничего не ответила. Она, видимо, размышляла над тем, какой бы еще удар нанести по моей прежней жизни.

Я не смогла открыть дверь, и это означало, что кто-то вставил ключ с обратной стороны и закрыл замок на два оборота. Мне не оставалось ничего другого, кроме как надавить на звонок.

Я заметила, что в дверной глазок кто-то посмотрел. Затем раздались звуки открываемых замков — сначала основного, а затем второго, дополнительного, который родители использовали только тогда, когда оставляли меня и Анхеля в детстве дома одних.

— Что случилось? — спросила я у Анхеля, вытирая сапожки тряпочкой.

— И сам не знаю. Приходил какой-то очень крепкий парень. Он говорил со странным акцентом и спросил меня о Лауре.

Анхель снова закрыл дверь на оба замка. Мне не понравилось, что он становится таким трусливым, потому что трусость наверняка существенно снизит его привлекательность в глазах девушек.

Мы положили пакеты с покупками на диван.

— А мне вы что-нибудь купили? — спросил Анхель.

Я ответила вопросом на вопрос:

— Этот парень подстрижен очень коротко?

— Да.

— Лицо у него круглое?

— Да.

— Одет он очень легко?

— Да.

— Он немного выше меня и ниже тебя?

— Да.

— Значит, это был Петре, — вмешалась в разговор Лаура. — Не знаю, зачем он нужен Лили, если она прекрасно может ходить.

Наконец-то Лаура начала видеть реальность такой, какая она есть. Анхель с непонимающим видом переводил взгляд с меня на Лауру.

— Я видела его в обувном магазине, когда тебя держали взаперти, — сказала я.

— Когда я болела, — поправила меня Лаура.

Сейчас ее лучше не переубеждать, потому что это было бы все равно, что двигаться против ветра. Она должна сама осознать, что представляла собой ее жизнь.

— Я спросил его, кто он такой, — сказал Анхель. — Он ничего не ответил и снова спросил насчет Лауры. Он сказал, что у него есть для нее очень срочное известие. Я сказал, что никакая Лаура здесь не живет, — я подумал, что лучше будет ответить именно так. Он толкнул меня кулаком в грудь — так, что я отлетел назад. У него на безымянном пальце золотое кольцо с печаткой. Он зашел и закрыл дверь. Я был уверен, что сейчас он достанет пистолет. Дон, бедняга, заливался лаем на веранде, за стеклянной дверью. Думаю, если он смог бы ее открыть, этот головорез наложил бы в штаны.

— Так он достал пистолет или нет? — встревоженно спросила Лаура.

Анхель отрицательно покачал головой.

— Он осмотрел дом, заглянул во все комнаты. Хорошо еще, что я идеально застелил свою кровать, — хоть кто-то в этом доме любит порядок! — и этот парень увидел, что три кровати используются, а одна — нет. Но он все равно мне не поверил. Когда он уже уходил, то сказал, чтобы я передал Лауре, что ее бабушка очень серьезно заболела и ей необходимо ее увидеть.

У Лауры дрогнуло лицо. Она, видимо, подумала, что это может оказаться не враньем, что после ее побега бабушке и в самом деле стало плохо. Мне не оставалось ничего другого, кроме как прикрикнуть на нее, чтобы она пришла в себя:

— Ты сбежала, потому что тебе было очень страшно!

— Я погорячилась, — сказала Лаура, уставившись в никуда.

— Ты что, не понимаешь, что они — сообщники? Только Анне известно об этом доме и только она могла дать им наш адрес. По-твоему, когда врываются в дом и начинают угрожать, это нормально?

— Лили, наверное, в отчаянии, — прошептала Лаура, о чем-то напряженно размышляя.

— А твоя мать? Твоей матери что, все равно?

— Она и сильнее, и моложе.

— Не такая уж она и молодая, — сказала я, вспомнив о разнице в возрасте между Гретой и моей мамой.

— Я не знаю, как поступить, — сказала Лаура. — Может, позвонить им, чтобы выяснить, действительно ли она заболела?

— Поступай, как хочешь, — сказала я, изо всех сил стараясь не выйти из себя, — но сначала давай еще раз заглянем в документы родильного дома «Лос-Милагрос».

Лучшего аргумента и не придумаешь.

Лаура не стала возражать, села на диван и, положив журнал регистрации новорожденных себе на колени, открыла его. На ней были мои джинсы, в которых ее ноги казались еще более худыми. Я зажгла светильники на стене. Сад за окном постепенно погружался в сумерки, смешивавшие в единое целое время и пространство, а еще правду и ложь.

Анхель сел рядом с Лаурой и с любопытством уставился на журнал. Свет настенных светильников падал на их макушки, лбы, уши, носы, ладони. Лаура и Анхель были очень похожи, и это не могло быть случайностью. «Мама, ты была права, твоя первая дочь жива, и зовут ее Лаура».

— Такую запись могли сделать по ошибке, — сказала Лаура. — Ты придаешь ей слишком большое значение.

— А ты стараешься верить в то, во что тебе хочется верить.

Едва я произнесла эти слова, как тут же пожалела об этом. Я не могла требовать от Лауры, чтобы она была такой же, как я. Ко мне в дверь никто не звонил и не говорил: «Послушай, твои родственники тебе никто, потому что твои настоящие родственники — это мы». Мама наверняка никогда бы так не поступила с Лаурой.

— Прости, у меня вырвалось, — сказала я.

Анхель аккуратно взял у Лауры журнал регистрации новорожденных и принялся его рассматривать.

— Как много смертельных случаев среди новорожденных! — сказал он. — Прямо эпидемия какая-то.

Мы положили журнал на стол из красного дерева, уселись и начали его перелистывать, но уже гораздо спокойнее, чем раньше.

— Ты не была одной, — сказала я. Лаура не ответила. Она не хотела конфронтации со мной. — Тут пахнет грязными делами. Очень странно, что в этом роддоме умирало так много младенцев.

— Да уж, тут пахнет большой сенсацией, — добавил Анхель. — Одной из тех сенсаций, с которых начинаются телевизионные выпуски новостей.