Дарья Дезомбре - Тайна голландских изразцов

Пользуясь временем, оставшимся до конца партии, Андрей прошел к администратору турнира – мужчине, похожему на мелкого грызуна, в круглых очочках, с зачесанными назад прилизанными волосами. Представившись и показав ксиву (администратор нервно вскинулся и часто закивал: окажем, мол, всевозможное содействие), попросил список участников. В «Метрополь» Ван дер Пютен заселился один, но, возможно, у него были знакомцы среди играющих. После они с Камышовым пройдут по ним частым гребнем, но сейчас Андрей искал возможного приятеля, способного пролить свет на всю эту историю со внезапным сожжением представителя столь мирной профессии.

«Алоис Вейерен, Амстердам», – прочел он и удовлетворенно кивнул. А вот, похоже, и его человек.

– Вы не могли бы оказать следствию посильную помощь? – вкрадчиво спросил он парня с зачесом. – Перевести пару вопросов?

Администратор вновь испуганно кивнул. Через десять минут шахматисты группками и по одному начали выходить из зала. Андрей внимательно присматривался к бейджикам с именами. И наконец увидел Алоиса – высокого нескладного блондина в коротковатом для него костюме. Андрей представился, и Алоис, близоруко сощурившись на капитана, осторожно протянул ему длиннопалую сухую ладонь.

– Вы, случайно, не знакомы с вашим соотечественником, господином Ван дер Пютеном? – рванул с места в карьер Андрей, и администратор залопотал, переводя с ярко выраженным американским акцентом, явно заимствованным из штатовских сериалов.

Вейерен молча кивнул и настороженно уставился на Андрея.

– Когда вы видели господина дер Пютена в последний раз?

– Вчера. На турнире. А что случилось?

– Мы еще не знаем, – уклончиво ответил Андрей. – Но ищем. Не в курсе, у него имелись друзья или, может, знакомые в Москве?

Алоис пожал плечами:

– Насколько я знаю, нет. Мы с ним вместе состоим в шахматном и историческом клубах. Общаемся на турнирах и в Сети. Но близко я с ним не знаком. Вам лучше спросить у жены.

– Спросим, – кивнул Андрей. – А в Москве вы общались?

– Да. Как приехали. Я снял более скромный отель, подальше от центра, – смущенно пояснил Вейерен. – Мы встретились тем же вечером и пошли есть щи и пельмени в русский ресторан. (Вейерен произнес это как «счи» и «пильмэни».)

– Выпили? – сощурился Андрей.

– Да, – признался голландец и чуть покраснел. – Я – больше. Петер много пить не мог – он простудился, подхватил вирус в самолете, принял лекарства.

«Значит, вирус, а не кокаин, – усмехнулся про себя Андрей. – Уже хорошо. А мальчик посыльный, похоже, начитался дешевых боевиков в мягких обложках. Там сейчас кокаин – главный спутник разнообразных пороков».

– Вы, случайно, не в курсе, у господина Ван дер Пютена были какие-то связи с Россией? Может быть, профессиональные?

Голландец выслушал перевод и на несколько секунд задумался.

– Нет, – сказал он наконец. – Мы говорили в самолете: Петер первый раз летел в Москву, даже не знал, что в Россию нужны визы, чуть не опоздал с оформлением. Рисковал не приехать.

– Ясно. – Андрей кивнул, порылся в кармане и достал помятую визитку. – Вот. Если что-то вспомните, позвоните.

Голландец, сощурившись, растерянно уставился на кириллицу. Андрей вздохнул, вынул из кармашка администратора ручку и размашисто приписал: Andrey Yakovlev. Голландец облегченно улыбнулся, показав редкие, длинноватые, как у кролика, зубы, и аккуратно спрятал карточку в еженедельник, который держал в руках. Они вновь пожали друг другу руки, кратко, как после шахматного спарринга, и – разошлись. После чего Андрей решил чуть-чуть пройтись и чуть-чуть подумать.

Погода стояла для марта отличная, просто волшебная стояла погода. И думать не хотелось. А хотелось сесть в сквере на лавочку, бессмысленно потаращиться в высокое голубое небо и покурить. Он вздохнул и почувствовал вибрацию мобильника в кармане куртки. Взглянул на экран – Камышов. Лейтенант подтвердил, что копии зубных карт Ван дер Пютена пришли и были прямиком отправлены патологоанатому Паше, а сам он через переводчика не меньше получаса терзал по телефону потерянную молодую жену шахматиста на тему возможных связей последнего в России, в том числе любовных. Жена дрожащим голосом уверяла, что никаких отношений, ни деловых, ни дружественных, ни, боже упаси, интимных с Российской Федерацией у голландца не было. Но даже лучшей из жен свойственно ошибаться, мало ли? На этой вопросительной ноте они завершили беседу, и Андрей решил, что все-таки посидит, как собирался, в скверике: что он, обеда не заслужил? И, купив себе в забегаловке на Тверской пару сэндвичей, он дошел до Патриарших и сделал как собирался: сел на лавочку, вытянул ноги и даже покидал крошек уткам – лебеди его игнорировали. «Что же, – думал он, пытаясь бросить угощение в самую птичью гущу, – мог такого наделать вполне невинный на первый взгляд голландский шахматист (если это, конечно, был именно он, а не какой-нибудь еще не известный следствию труп), чтобы заслужить такую мучительную смерть?» Он вытащил из внутреннего кармана копию паспорта иностранца – даже в мини-формате паспортного фото лицо казалось скучным до зевоты: вытянутое, высоколобое, нос крупной дулей. «Что ты мог натворить, а? – вопрошал его Андрей, запивая колой сэндвич. – Не было у тебя русской любовницы – иначе вряд ли бы ты пошел ужинать с приятелем в первый же вечер. Да и, судя по твоей честной физии, у тебя даже интернетной какой связи и то не имелось. У тебя были шахматы и какой-то исторический кружок». В кармане вновь ожил мобильный – звонили из лаборатории.

– Андрюха, с-с-слышь, – начал, не здороваясь, криминалист Юра Попов. Он заикался, но говорил хоть и с дефектом, зато всегда по делу и кратко. – Тут результаты анализа есть. По поводу шахматиста твоего. Сказали, надо с-с-срочно – иностранец.

– О! Отлично! – порадовался Андрей внезапной оперативности коллег.

– П-п-получилось быстрее, чем ожидали. И з-з-знаешь, п-почему?

– Нет… – насторожился Андрей.

– А у нас есть уже аналогичное заключение. П-п-помнишь антиквара?

– Ну. – Андрей замер, занеся руку с последними крошками.

– В-в-вот. Состав запала для п-п-поджога и горючая субстанция одна и т-т-та же. Так что, м-м-может, это – один чувак, п-п-понимаешь?

– Ага, – только и смог сказать Андрей.

– Н-н-ну, давай, пока. Не г-г-грузись! – ободрил его, прощаясь, Юра. – У т-т-тебя, выходит, один п-п-плохиш вместо двух. Хорошо, н-н-нет?

Маша проснулась рано, за окном стоял предрассветный сумрак, но в нем уже проступали слой за слоем хребты покатых черепичных крыш, а чуть дальше, на фоне светлеющего неба, выглядывал темный шпиль какой-то церкви. Она скосила глаза на беленую стену, которую украсила вчера распечатанными страницами. Рисунок на них казался серым, но Маша помнила: он синий, кобальтовый. На прежде белой, а теперь чуть потемневшей от времени, в мелких трещинках фаянсовой основе. Дети. Катящие серсо, бегущие с удочками, стреляющие из лука, пускающие юлу…