Эва Хансен - Латекс

– Да, Ларс, только быстро, я через минуту выключу телефон. Я в аэропорту.

– Даг, помнишь, ты показывал записку, написанную рукой Густава? Ну, ту, по которой просил Бритт разобрать, его ли почерк?

– Ну-у… – не очень уверенно протянул Вангер.

– Там было имя и адрес. Ане Гриммер… Боден, Гренсваген… а дальше? Номер дома не помнишь?

– Нет, Я вообще кроме имени и Бодена ничего не помню. Записка же у тебя, она была вложена в тетрадь.

– Я не знаю где она.

Ларсу вдруг показалось, что Линн зашевелилась. Вот это совсем ни к чему. Прислушался. Нет, в комнате тихо.

– А зачем тебе эта Ане?

– Завтра скажу. Отдыхай.

– Меня несколько дней не будет в Стокгольме, улетаю в Брюссель. Вернусь, поговорим о твоей Ане. У тебя роман, что ли? А как же Линн?

– Причем здесь Линн? Ане это совсем другое. Отдыхай, – повторил Ларс.

Некоторое время он стоял, опершись на раковину и изучая свое отражение, но не видя его.

Ане Гриммер… Жена Густава и его ребенок… У Лайфа Петерсена была версия убийства из ревности, но ее отбросили. Ревновать Густава все равно что ревновать Казанову. Густав никогда и не скрывал от женщин своей любвеобильности и измен, желающие иметь с ним дело, должны были с этим мириться.

Но что если эта Ане не согласна мириться?

Узнать это можно единственным способом – встретиться с ней и спросить. Но как это сделать, не привлекая Линн? Ларс чувствовал себя просто отвратительно, он снова был вынужден скрывать что-то от жены, но и не скрыть тоже не мог. По крайней мере, пока не поймет, кто такая эта Ане Гриммер, рассказывать что-то Линн глупо. Что, если Сара навела его на ложный след?

Брала досада, сообрази он, где видел это имя раньше, можно бы позвонить Дагу еще из Гаммельстада и уже выяснить адрес. Может, не стоит вмешиваться вообще? Ну, могла же эта Сара не сказать ему об Ане? Нет, теперь не получится, Вангер покоя не даст.

Можно сделать иначе – передать информацию Дагу и самому уйти в сторону. Но Вангер как назло улетел в Брюссель, а интуиция подсказывала Ларсу, что выяснить все нужно срочно. Почему? Ну, разве ее разберешь эту интуицию?

В том, что нужно немедленно ехать в Боден, он не сомневался, но вот везти ли с собой Линн и вообще говорить ли ей об Ане?

Так ничего и не придумав, лег спать.

Ночью у Линн снова поднялась температура, пришлось поить лекарством. К утру все было в порядке, но Ларс все же решил ехать без жены. До Бодена совсем недалеко, к обеду вернется.

Чувствуя себя последним обманщиком, написал на вырванном из записной книжки листочке записку:

«Линн, я на несколько часов по делам в Питео. Не грусти, ты не успеешь даже соскучиться, как я вернусь».

Почему не написал Боден, не знал и сам. Это, конечно, было глупо, пожалел, не успев сесть в машину, но дело сделано, не исправишь.

Линн слышала, как муж поцеловал в лоб, как слышала и часть его вчерашнего разговора, во всяком случае, слова «Ане Гриммер» и «Боден». В записке значилось «Питео». Снова что-то скрывает?

Ларс съездил к Саре в Гаммельстад один, вернулся оттуда неразговорчивый, постарался избежать расспросов, а потом звонил Дагу за закрытой дверью ванной. Теперь вот «Питео» вместо «Боден». Стало обидно. Что это за Ане Гриммер?

Линн вдруг даже села на постели, вспомнив, где видела это имя – на записке, которую ей подала Бритт. Ларс выронил… Ане Гриммер, Боден, Гренсваген… Но в отличие от Ларса она помнила номер дома, и если бы муж сказал об этой Ане хоть слово, назвала цифры. Но Ларс скрыл. Опять скрыл, опять недоверие, опять обман.

Даже если он не имеет к Ане Гриммер никакого отношения, почему солгал? Вспомнилось, как еще в Стокгольме на вопрос, куда поедет, Ларс с запинкой ответил «в… Галливаре». Может, сразу знал, что это будет Боден? И почему вчера после второго визита к Саре так юлил?

В их отношениях главным и единственным камнем преткновения было именно это – его недоверие, которое ее страшно обижало. Ларс словно держал жену в качестве игрушки подальше от своих тайн, проблем и дел. Даже Даг и Фрида объясняли Ларсу, что это оскорбительно, но он считал обиду ревностью и обижался, в свою очередь.

Приехал Ларс вечером, правда, днем позвонил, узнал как у нее дела, поинтересовался температурой, самочувствием, спросил, чего бы ей хотелось… Линн с трудом сдержалась, чтобы не сказать:

– Правды.

В принципе, они были квиты, ведь Линн тоже не рассказала мужу о найденной под ванной тетрадке и откровениях Густава-боттома. Иногда проползала мысль о том, что нужно показать тетрадь, но Линн была слишком вялой, чтобы думать основательно. К тому же ей вовсе не хотелось, чтобы Ларс понял, что подтолкнуло жену приехать за своей порцией шлепков в Лулео.

Еще пару дней Линн болела, температура то поднималась, то снова падала, но общее состояние оставляло желать лучшего. Два дня Ларс поил жену лекарствами, убаюкивал по вечерам, а днем исчезал, твердя, что едет по делам в Питео. Когда Линн предложила тоже перебраться туда, немного смутился, отказываясь:

– Здесь удобный отель. Не уверен, что в Питео тоже есть такой.

– В Питео есть очень неплохие отели, – заверила его Линн, хотя никогда отелями этого городка не интересовалась.

– Я завтра еду в последний раз, а если тебе станет лучше, то мы уже вернемся домой.

Хотелось сказать, что возвращаться в Стокгольм машиной из Питео логичней, чем из Лулео, но она промолчала. Теперь Линн не сомневалась, что Ларс ее обманывает. Нет, не изменяет, но что-то узнал и старательно скрывает. Чтобы не выдать обиду, старалась сделать вид, что спит.

Ларс снова уехал утром, а на столике у кровати осталась записка:

«Я в Питео. Вернусь вечером. Сходим в ресторан».

Какое к черту равенство?! Она всего лишь игрушка, которой позволено немного побыть в роли «равной». Но как только пришлось решать серьезные вопросы, так «я в Питео…». Да когда же он научится доверять и перестанет относиться как к маленькой девочке?

Решение пришло мгновенно.

Линн нашла на карте Боден и Гренсваген, убедилась, что это хоть и не рядом с вокзалом, но все же не так далеко, посмотрела расписание поездов в сторону Бодена, выяснила, что если поторопится, то вполне успеет на ближайший и окажется в Бодене не намного позже мужа (если тот, конечно, там). А если Ларс все же в Питео, то успеет вернуться к вечеру, зато выяснит, кто же такая эта Ане Гриммер и почему о ней надо разговаривать с Вангером, плотно закрыв дверь в ванную.

Температуры уже не было, хотя легкая разбитость присутствовала. Мигом собравшись и приняв лекарство, Линн перед уходом не удержалась и дописала в записке:

«А я в Бодене у Ане Гриммер…».

Вот так! Она честней.

С собой только документы, к вечеру вернется, потому все остальное пусть лежит.