Сергей Куприянов - Особый талант

Дежурный по ФСБ РФ полковник Пшеничников.

31 декабря. 14 час. 35 мин.

Период с тридцать первого декабря по третье января во всех уголках России давно уже отмечен самым низким количеством преступлений. Солидные люди сами празднуют Новый год и дают его праздновать другим. Ну а пьянь всякая — этим только повод дай схватиться за нож или сковородку. За той преступностью, которая в отчетах называется бытовой, не уследишь. Хорошо еще, если участковый попадется въедливый и дотошный и пройдется по известным ему плохим домам и квартирам да приструнит не в меру буйных супругов, сожителей или просто собутыльников. Или соседи вступятся. А так — вызовут в лучшем случае наряд милиции. Или вообще закроют глаза и уши — праздник, как никак.

У дежурного по Управлению ФСБ майора Жданко было неважное настроение. С одной стороны, у него через полтора часа дежурство заканчивается и впереди маячит стол с запотевшей бутылочкой «Столичной» местного разлива, с припасенной с осени баночкой икры, с деревенским окороком и прочими гастрономическими радостями. А с другой — его уже третий день «радовали» соседи по пятиэтажке. Семейка забулдыжных пьяниц — муж, жена и тридцатилетний сынуля — отмечали католическое Рождество, плавно переходящее в Новый год, аж с двадцать четвертого числа. Отмечали с размахом. То есть с криками по ночам, с топотом, хлопаньем дверей и гостями — такой же идейно-питейной ориентации гражданами свободной России. Ни дня ни ночи для этой компании не существовало.

На ночное празднование Жданко пригласил двух приятелей с женами. С одним он дружил еще со школы, а со вторым вместе работал. И едва он представлял себе, что во время их семейного, тихого, почти скучного застолья за стенкой опять будет нескончаемый гром сковородок и жуткие крики, на которые он уже раза три приходил, среди ночи вставая с постели и каждый раз решая, что сейчас-то уж точно кого-то убивают, как ему хотелось перенести празднование куда-нибудь в другое место. И ведь не смущает этих гадов даже то, что он работает в ФСБ! Ну не в милицию же ему, в самом деле, обращаться. Вот смеху-то будет!

Эта пустяковая на первый взгляд проблема занимала его целиком. И ближе к концу дежурства он нашел решение. Если они не понимают человеческого языка, то должны понять звериный. Им нужно сказать так, чтобы они поняли и вняли. И такой человек есть. Замкомандира отряда милиции особого назначения, несколько лет назад организованного при УВД. Здоровенный мужик с пудовыми кулачищами и со зверским лицом, изуродованным оспой, и голосок под стать. Отношения у них со Жданко были приличные, и он не откажет ему в пустяковой просьбе, хотя формально они и принадлежат к разным и к тому же конкурирующим ведомствам.

Майор уже потянулся было к трубке телефона, чтобы позвонить в отряд, когда в дежурку вошел, почти вбежал шифровальщик и положил ему на стол только что полученную и расшифрованную спецтелеграмму. Жданко автоматически поставил время получения, расписался и, вчитываясь в короткий текст, понял, что с соседями сегодня вряд ли чего получится. Как, впрочем, и с застольем.

Заветный номер он все же набрал, но совсем по другому поводу. Через десять минут мощный «Урал» с отапливаемым кунгом северного исполнения выехал из расположения отряда, везя двадцать полностью экипированных бойцов по направлению к аэропорту, где уже полным ходом шла подготовка к неприятной встрече. По дороге его обогнали три легковушки со спецсигналами; начальство наплевало на праздник и спешило к месту предстоящих событий, которые неизвестно, когда начнутся и еще менее известно, когда и чем закончатся.

— Так, командир, — сказал Миша, снова нависая над плечом летчика. — Теперь передаешь сообщение следующего содержания: «Потеря топлива усиливается». Ведь она же усиливается, верно? Верно. Значит, мы никого не обманываем.

Выслушав доклад командира на землю, он удовлетворенно кивнул и распорядился:

— А теперь, Гоша, действуй. Нам же с вами, господин начальник, нужно пройти в салон, к пассажирам.

— Что вы собираетесь делать?

— Сначала снять с вас наушники. А уже потом проводить на ваше место. Да не бойтесь вы так…

— Я не боюсь!

— Боитесь. И правильно делаете. Любой бы боялся на вашем месте. Только поверьте мне, что мы и в самом деле не собираемся вас убивать. Вы же знаете главное правило общения с террористами на борту? Беспрекословно выполнять все их команды. Вот и следуйте ему.

Командир корабля снял наушники с ларингофоном и с тоской посмотрел на приборную доску перед собой. Его можно было понять. Даже не до конца зная, что точно произошло у него за спиной, там, в салонах несколько уже устаревшего лайнера, он не без основания опасался, что рискует никогда уже не увидеть ни этих циферблатов и датчиков, ни кабины, и вообще ничего. Ноги его сделались ватными, и вспыхнувшая было мысль что-нибудь сделать вроде срыва самолета в пике или еще чего похлеще мигом погасла. Страх, замешенный на надежде выжить, лишил его воли к сопротивлению. Да и прав этот мужик — есть соответствующая инструкция. Все знают, сволочи! Даже про инструкцию. Геройские поступки на борту самолета приветствуются только в ее пределах, да и всякие позывы к ним пропали, когда он увидел, что творится в первом салоне. Кровь в проходе, кое-как сваленные между креслами тела… И еще двое стонущих людей, явно раненых, привязанных спинами друг к другу. Теперь ему стало окончательно ясно, что террористы не шутили и не просто имитировали нападение. Они напали по-настоящему, всерьез, с кровью, завалив чеченцев, с которыми мало кому хотелось связываться. Свободные до наглости сыны гор сейчас потерпели явную и крупную неудачу. От нехорошего предчувствия у командира стало кисло во рту. Даже если он выживет — если! — то родичи убитых найдут его и спросят: кто это сделал? Про то, что спрашивать они умеют, он наслышан.

Его проводили в задний салон, связали руки, усадили в кресло и пристегнули ремнем безопасности. Перед тем как ему заклеили пластырем глаза, он с удивлением успел увидеть, как из багажного отсека один из террористов тащит тяжелый баул.

В салоне слышалось движение и не очень понятные звуки. Но самое главное было не это. Командир так давно летал, что ему не обязательно было видеть, чтобы понять рисунок полета. Они явно снижались и при этом делали маневр. Вряд ли он был предназначен для того, чтобы сбить с толку наземные службы. Хотя как знать? Тот, которого один из террористов называл Гошей, дело свое знал. Хороший летчик, толковый. В обстановке ориентируется мгновенно. Но отчего-то показалось, что он военный.