Сергей Куприянов - Особый талант

Темные, хорошо различимые на белой стене дома фигурки, оказались прямо над окнами шестого этажа.

«Даю отсчет. Десять… Девять… Восемь… Семь…»

На цифре пять один из бойцов нажал на кнопку дверного звонка. С двухсекундной задержкой из-за двери мужской голос спросил:

— Кто там?

— Откройте. Милиция, — несколько слукавил боец.

— А чего это в такую рань?

— Откройте!

— Да я еще без порток хожу. Давайте попозже.

«Один… Пошли!»

Двое висевших на тросах бойцов оттолкнули от себя тяжелые «груши» — набитые песком и мелкими камнями старые футбольные мячи на веревках, которые, описав короткие дуги, с маху ударились в оконные стекла, разлетевшиеся на осколки.

Как сразу выяснилось, прием с «грушами» оказался ненапрасным. Будь на их месте бойцы, висеть им сейчас вниз головой мертвыми или умирающими, несмотря на защищающие их бронежилеты и тяжелые шлемы. Обманки встретили прицельной стрельбой, сказавшей сразу о многом. Преступники вооружены. Начеку. Они предвидели нападение и, даже понимая незавидность, а точнее безвыходность своего положения, не собираются сдаваться. Этим они как бы говорят, что терять им уже нечего и, опять же как бы, разрешают применение всех приемов. Как себе, так и против себя. Что ж… Спасибо и на этом.

Вслед за «грушами» в разбитые окна полетели свето-шумовые гранаты. Сейчас не позавидуешь соседям Соснина, особенно тем, кто не успел пока проснуться. Сегодняшнее пробуждение для них совсем не покажется сладким. Особенно в свете взрывов, которые недавно прогремели в Москве. Но ничего не поделаешь. Как говорится, учитывая особую опасность банды… Наблюдателям было хорошо видно, как внутри квартиры вспыхнули ослепительно-белые шары слепящих взрывов, а хлопки были слышны квартала за два отсюда. Тем, кто внутри, не позавидуешь. Почти одновременно за этими взрывами раздался еще один. Шуметь так шуметь. Это бойцы второй группы взрывшнуром вскрыли бронированную дверь. Внутри послышалась беспорядочная стрельба.

И тогда четверка «высотников», заскользила вниз, перевернувшись вниз головой, отчего издалека стала напоминать стайку потревоженных пауков. Добравшись до верхних кромок окон, они на мгновение замерли, как будто съеживаясь, потом не очень дружно сделали небольшое движение, так что их головы оказались ниже рам, и с такого положения открыли стрельбу, целясь во что-то, им одним видимое.

«Пошли-пошли!» — звучало в наушниках. Это штурмовая группа, действующая со стороны лестничной площадки, подгоняла сама себя.

Люди-пауки заскользили вниз, перевернулись в воздухе и скрылись в темных проемах окон. Из-за полощащихся на ветру штор выбивался мутный дымок.

Со стороны высотки щелкнул выстрел. Это снайпер. Кого он там углядел? Хоть бы своего не подстрелил… Через сильную оптику бинокля было видно, как на оконном стекле, за которым должна быть кухня, появилось круглое отверстие, окаймленное «розочкой» треснувшего стекла.

«Чисто!»

«Комната чисто!»

Со стороны улицы показался свет мощных фар. Так, начальство пожаловало. Очень вовремя…

«Тут трупак».

«Живые есть?»

«Пока не видно».

«Сколько их всего было?»

«Трое».

«Один еще дышит!»

«Одного нам хватит. Перевяжите его. Ну и там чего еще надо. Сейчас прибудет «скорая». Мы уже вызвали».

«Сделаем».

«Тут у них целый арсенал! Бляха муха! Как они нас всех тут не положили?»

«Отставить треп в эфире. Приготовиться. Двери контролируйте. А то соседи полезут на экскурсию. Сейчас мы к вам поднимемся».

«Есть приготовиться!»

«И чего я такого сказал?..»

«Отключи микрофон, умник!»

Еще в брежневские времена Лев Яковлевич был известным редактором. Он кочевал из одной редакции в другую. Его знали большинство московских писателей и значительная часть провинциальных, пытавшихся пристроить свои «нетленки» в тот или иной журнал, но столь часто натыкались на Льва, которого так звали исключительно в его отсутствие, потому что фамильярности он не переносил, настаивая на официальности отношений на работе, что у многих просто опускались руки. Лев Яковлевич был тем айсбергом, о какой разбивались будущие титаны отечественной словесности. Но, как выяснилось, редактором он был действительно хорошим и умел находить жемчужные зерна среди всего сора, попадавшего ему в руки, и главные редакторы заманивали его всячески, отчего его трудовая книжка стала напоминать роман или, по крайней мере, повесть.

С началом кооперативного движения Лев Яковлевич прикинул свои возможности, переговорил со знакомыми, а таковых у него образовалось великое множество, и организовал кооператив, который принялся издавать книги. Дело по тем временам было жутко выгодное, но хлопотное: бумага покупалась по блату или с большим «откатом», директора типографий не только ломили цены, но и вообще чувствовали себя королями ситуации, система продаж была не отлажена. Но кооператив существовал и даже процветал, и Лев оттеснил от его руководства трех своих компаньонов, с которыми начинал дело. По Москве ходили слухи, что он прикупил парочку морских судов, кое-какую недвижимость и еще что-то, так что, когда его книгоиздательская деятельность перестала приносить сверхдоходы, бедным человеком он не стал и продолжал единолично руководить фирмой, занимая неплохой офис в районе Сокола. Но текущие бизнес-проблемы не заслонили от него его давнюю любовь — литературу. А точнее, критическое к ней отношение. В какой-то степени Лев Яковлевич стал легендой. Он частенько присутствовал на писательских встречах, время от времени писал небольшие рецензии и, учитывая его довольно устойчивое материальное положение в сочетании с руководством хоть и небольшим, но все же издательством, его слово для пишущей братии немало значило.

Пашков с ним встретился за столиком в столовой два дня назад. Когда-то этот немолодой уже человек с пегими волосами был его злым демоном и даже дирижером судьбы, но сейчас он выглядел почти жалко, хотя дорогой пиджак, фирменная рубашка и шелковый шейный платок говорили о неком достатке и отнюдь не провоцировали на жалость.

В первую встречу они переговорили довольно сухо, обменявшись всего несколькими и мало что значащими фразами. Вчера Лев снизошел до общих рассуждений о литературе и походя похвалил собеседника за то, что он, несмотря на все препоны, не оставил своих устремлений и продолжил литературные занятия. Сегодня же бывший редактор напросился на прогулку с Пашковым, причем сделал это так, как будто оказывал благодеяние, довольно напыщенно и бесцеремонно объяснив свое предложение тем, что привык после обеда к моциону — полезно это ему для активизации умственной деятельности, и врачи рекомендуют не пренебрегать ради поддержания сердечной мышцы.