Джулия Кеннер - Парадокс Prada

Именно в подобных ситуациях я вспоминаю, за что так люблю свою профессию: реальная жизнь намного труднее, чем киношная.

— Мы ведь актеры, верно? — говорит он, словно читая мои мысли.

— Угу.

В этом коротком слове ясно ощущается вопросительная интонация: мне интересно, что он задумал и куда ведет.

— Тогда давай лицедействовать. Давай забудем о нашей ссоре и сосредоточимся на фильме. Отбросим наши настоящие сущности и станем будто бы Блейком и будто бы Деви.

— Хм. И что же должны делать будто бы Блейк и будто бы Деви?

— Ладить друг с другом, — просто отвечает он. — Работать вместе. Появляться на публике, демонстрируя самые мирные намерения.

— Это слишком сложно, — говорю я, пряча улыбку.

— Деви…

— Я шучу. Насчет работы я, разумеется, понимаю, но насчет появления на публике? Звучит интригующе.

— Ничего тут нет интригующего, — возражает Блейк. — Встречи с прессой, рекламные вечеринки. Ты ведь лучше меня знаешь правила игры.

А еще я знаю, что думает его агент.

— Вряд ли это идея Эллиота, — говорю я.

Может быть, Блейк снова решил со мной сблизиться? От таких мыслей сердце начинает быстрее биться в груди, и я перестаю дышать, дожидаясь ответа.

— Тобайас очень обеспокоен нашим разрывом, — говорит Блейк, и я заставляю себя дышать ровно и спокойно.

Черт меня побери. Я слишком сильно его люблю. Даже несмотря на то, что мы расстались, ему удается причинить мне боль.

— Разрыв, — повторяю я, и мой голос звучит резко, словно стальной клинок, вонзенный мне в сердце. — Может быть, нам следует сбежать? Это будет очень полезно для повышения будущих сборов. — Я делаю драматическую паузу. — О, подожди-ка. Женитьба в настоящий момент не входит в твои планы. Кажется, ты именно так выразился?

— Мы уже обсуждали это неделю назад, — хладнокровно напоминает он.

И знаете что? Он прав. Я мгновенно сдаюсь.

— Отлично, — говорю я. — Не обещаю, что буду из кожи вон лезть, притворяясь, что нас связывают прежние отношения, но постараюсь появляться вместе с тобой на публике, не прибегая к помощи куклы вуду или дурного глаза.

— У тебя есть кукла вуду, изображающая меня?

— Естественно, — отвечаю я. — Покупки через Интернет — очень удобная штука. Я получила ее через несколько часов после того, как мы расстались. — Я демонстративно смотрю на его промежность и ехидно улыбаюсь. — В последнее время у тебя не было проблем в этой области?

— Милая, — говорит он, и это слово мягко соскальзывает с его языка. — Главная моя проблема — это ты.

О господи!

Я отворачиваюсь, неожиданно смутившись, и направляюсь к холодильнику. Я знаю, что не имею никакого права на еще одну диетическую колу, но сегодня, похоже, такой день, когда нарушаются все правила, поэтому я открываю бутылку, которую нахожу в углу холодильника за минеральной водой «Эвиан».

Обернувшись, я вижу, что Блейк подошел к столу и пытается вытащить клубничину из коробочки.

— Ты ее для кого-то приберегаешь?

— Похоже, я приберегла ее для тебя, — отвечаю я. Блейк так же сильно любит шоколад, как я его ненавижу. — Скорее всего, ты получишь завтра такую же.

Он удивленно приподнимает брови и откусывает кусок.

— Это от Тобайаса, — объясняю я. — Награда за «хорошую работу».

— Правда? — спрашивает он, держа перед собой клубничину с отгрызенным боком. — Хм.

— Хм?

— Просто я думал, что Тобайас знает тебя лучше. — Он целиком засовывает лакомство в рот, жует и проглатывает. — Совсем неплохо, но не равноценно твоей сегодняшней игре. Шоколад слишком горький.

Я смеюсь.

— Помнишь старинную поговорку про дареного коня и его зубы?

— А что еще я могу сказать? Я ведь настоящий знаток шоколада.

— Ты во всем стремишься к совершенству, — делаю я ответный выстрел.

Чистая правда. И как раз это, среди всего прочего, привлекло меня к нему… и доводило до исступления.

— Возможно, ты права. Но сейчас меня волнует только наш фильм.

— Шумиха… — говорю я. — Не ожидала, что ты станешь шлюхой рекламы.

Блейк часто повторял, что терпеть не может привлекать внимание и все такое, но, похоже, он пересмотрел прежние взгляды.

Бесстрастное выражение у него на лице сменяется настороженным.

— Плевать на шумиху. Я не собираюсь становиться звездой с помощью женщины, с которой встречаюсь. — Он замолкает и смотрит мне в глаза. — Или не встречаюсь.

Я отворачиваюсь, потому что не знаю, что ответить. Конечно, мы расстались из-за него (и ничто на свете не убедит меня в обратном), но я не могу спорить с тем фактом, что именно я произнесла решающие слова. И вот теперь услышать сожаление в его голосе…

Если честно, для меня все это слишком быстро. И я не способна думать, когда он стоит так близко.

Я делаю еще один глоток из своей бутылки и небрежно говорю:

— Значит, ты пришел сюда не по просьбе Тобайаса. Тогда зачем?

— Нам завтра предстоит сыграть сцену, — говорит он. — Я подумал, что мы могли бы порепетировать.

— О! Да. Хорошо.

Если учесть, как сильно я не хотела обсуждать с ним наших героев и сцены сегодня днем, охватившее меня нетерпение немного пугает. Я знаю, что должна снова взять свои чувства под контроль. Проклятье, я должна взять под контроль весь наш разговор!

— Всю сцену? — с улыбкой спрашиваю я. — Или только ту часть, где я лягаюсь и дерусь с тобой?

— Стремишься к катарсису?

Он произносит это с такой уверенностью, что я невольно улыбаюсь.

— Возможно.

— Ну ладно, — говорит Блейк, разводит руки в стороны, морщится и закрывает глаза. — Бей!

Я не собираюсь смеяться. Мы с ним расстались. Он разбил мне сердце. И я не смеюсь.

Он открывает один глаз.

— Ну, давай же. Не будь трусихой.

Проклятье. Я начинаю смеяться.

— Вот видишь? — говорит Блейк. — Я вовсе не слуга Сатаны.

— Зря ты так в этом уверен, — парирую я. — У меня есть подозрение, что Сатана обладает отличным чувством юмора.

— Ты меня ранишь.

— Не больше, чем ты ранил меня.

Его лицо искажает гримаса боли, как будто я применила запрещенный прием, и внутри у меня все сжимается.

— Деви, — произносит он голосом таким же несчастным, как и мое сердце. — Мне правда очень жаль, что так вышло.

Он протягивает руку и гладит меня по щеке, и я чуть не таю от его прикосновения. Мне хочется прижаться к нему, обнять его и спросить, не думает ли он, что для нас еще не все потеряно.

Но даже когда эти мысли проносятся у меня в голове, я хочу врезать себе за то, что я так слаба и уязвима, что готова упасть на грудь своего мучителя всего через несколько минут после того, как он переступил порог моего дома.

Мы оба в смятении. Между нами возникает что-то светлое и нежное. И я начинаю ругать себя, призывать на помощь суровую действительность. Не знаю, целовать ли его или бежать от него, но, к счастью, вопрос остается без ответа, потому что в этот момент звучит сигнал интеркома.