Сергей Лавров - Заначка на черный день

— Агнесса, это же я!! Помогите! Здесь темно!.. А-а-а!!!

О, Господи!

Я бросилась вперед и поймала за толстые руки трясущегося, как заяц, Вениамина Михайловича.

— Ты что… ты куда… ты зачем так? — обиженно, как ребенок, нервной скороговоркой спросил он, сжав мои пальцы до боли. — Зачем дерешься?! Зачем между ног светить? Что ты там увидишь, хотел бы я знать?.. Я тут хожу… тебя жду… Я фонарик дома нашел! А ты его разбила! Как же я теперь домой доберусь?!

Он был так доволен своей выдумкой, так горд тем, что отважился выйти в темную пору на улицу, чтобы меня встретить — и в то же самое время так по-детски расстроен и обескуражен моим негостеприимным приемом, что я просто растерялась. Чуть не разревелась от избытка чувств, честное слово. Хорошо, что в темноте ничего не видно было. И куда мне было теперь девать это чудо природы? Не с собой же брать… Там нам с Зинкой как раз предстоит действовать под прикрытием темноты, вершить свои темные дела.

Пришлось, конечно, за ручку вести его к нему домой, а потом еще битый час отказываться от назойливых предложений заглянуть на часок, или хоть на минуточку, и попить чайку с кексом, который он сам испек. Гляди ты, какой ценный кадр! Все может — и секс, и кекс! Свет у него, кстати, действительно горел повсюду, где только можно, а в прихожей, в углу, стоял ящик с запасными лампочками, свечами и спичками. Значит, не врет про боязнь темноты… а я, грешным делом, сомневалась.

Вот так всегда! Как свяжешься с мужиками — любому делу труба! Должно быть так: или дело, или мужики, и никак иначе! В результате своей возни с этим громадным дитем, подаренным мне природой неизвестно за какие грехи, я опоздала к метро. Опоздала-то всего на пятнадцать минут! Но именно эти пятнадцать минут едва не погубили и все дело, и нас с Зинаидой…

Сдерживая рвущееся вон дыхание, облизывая пересохшие от волнения губы, мы стояли в полной боевой готовности перед заветной дверью, богато обитой дерматином, с кнопками, с толстым золотистым латунным номером. На мне был мой полуспортивный наряд грабителя, припасенный заранее для взлома сейфа в собственном салоне. Пригодился, однако. Кроссовочки, легкая темная куртка на синтепоне, с капюшоном, маска из пары чулок и перчатки. Маску я до поры убрала с лица наверх, под капюшон. Зинаиде человеческим языком было сказано — оденься удобно и просто, во что-нибудь спортивное, как на пикник. Она напялила ватник, две пары теплых рейтуз — черные поверх белых, кирзовые сапоги и вязаную шапочку-бандитку, в которой ее Колька когда-то в свою учагу ходил. На пикник, а не на рыбалку, балда!.. Вооружилась моя подруга знатно — коротким увесистым ломиком-фомкой, загнутым на конце.

Я в левой руке сжимала газовый баллончик, в правой — тяжелый фарфоровый пестик, старинный, еще бабушкин. Интересно, что бы сказала выпускница Смольного института благородных девиц, узнай она, что ее внучка в преклонных годах решится на лихое дело да еще с ее мирным пестиком?! Вот удивилась бы, наверное… Зато дед, балтийский матрос с «Авроры», точно бы не удивился. Он бы меня понял, я знаю. Сказал бы: «Так, Нюська! Врежь им, гадам буржуйским, по первое число! Ради чего ж мы тогда революцию делали?!» Знаете, русский бунт — он у нас в крови. Это понимать нужно…

Особая, неспокойная тишина лестничных пролетов, наполненная далекими, приглушенными звуками чужой жизни, готовыми в любой миг прорваться, выплеснуться наружу, нервировала меня. Надо было начинать, пока никто не помешал. Я потянулась к звонку.

— Погоди чуток! — остановила меня Зинаида. — Дай, «Отче наш» третий раз дочитаю…

— Ага… — кивнула я. — И за меня прочти…

Стало слышно, как она у меня над ухом шлепает губами, что-то бормочет. Вскоре бормотание стихло.

— Все, что ли? — спросила я. — Тогда звоню. Не забудь — она открывает дверь, я прыскаю ей в лицо, ты зажимаешь рот, чтобы не кричала. Приготовься — она может кусаться. Бить только в крайнем случае, и не по голове, а по мягким частям тела. Мы с тобой уважающие себя профессионалки, а не какие-то там мокрушницы-беспредельщицы. Поняла? Тогда звоню… Да, еще не забудь — никаких имен, никаких разговоров. Все жестами. Перчатки ни в коем случае не снимать! Связываем хозяйку… веревки у меня в кармане… Ищем чемодан, забираем и уходим. Поняла? Тогда звоню… Да, еще…

— Да звони ты уже! — не утерпела Зинаида. — И так тошно! Не позвонишь — сейчас брошу все и уйду!

— Маски, дура!

Я опустила на лицо капроновый чулок. Зинаида, чертыхаясь, достала из-за пазухи и кое-как напялила пластиковую маску милой обезьянки, натянув резиночку за уши. Видок у этой мартышки был еще тот… жаль, что мне было не до смеха! Я протянула дрожащий палец и нажала квадратную кнопку звонка. За дверью зачирикала электронная птичка, и совершенно неожиданно для нас прозвучал густой, гостеприимный мужской бас:

— Кого еще черт несет в такую пору?!

Раздались тяжелые шаги, заскрежетал замок. Я, понимая, что все с самого начала идет не так, как задумывалось, отчаянным рывком стянула с потного лица душный капроновый чулок, спрятала за спину баллончик и пестик. Тугодумка Зинаида так и осталась стоять с мордой обезьяны вместо лица — и мужчина, широко и нерасчетливо открывший нам дверь, открыл от удивления еще и рот и сказал:

— Ема-е!.. Цирк приехал! Вам кого, девушки?!

В такую минуту даже грубая лесть меня не порадовала!

Он был здоровый, как бульдозер, высокий, с могучей шеей и крутыми плечами, возвышался над нами на толстых ногах, точно колосс Родосский в ночном халате, и, судя по тому, что торчало между полами халата, нижнего белья на колоссе не было. Пожалуй, вернись в эту минуту домой невезучий Ванюша Колядко, каким-нибудь чудом ускользнув из гостеприимной КПЗ Выборгского РОВД, ему бы не поздоровилось.

— А… нам это… Нам Иродиаду Галаховну! — одолела робость и мгновенную немоту я. — У нас к ней дело!

Зинаида за моей спиной, не говоря ни слова, на цыпочках закособочила к выходу. Я, не оборачиваясь, поймала ее за полу ватника и дернула: мол, стой на месте! Отступать некуда!

— Ирочка! — позвал колосс вглубь квартиры. — К тебе посетители!

За его спиной нарисовалась дама-броненосец, замаскированная под романтический парусник — в нежно-розовом пеньюаре, с босыми ногами, голой грудью и влажными волосами. Видно, только что из ванной. В правой ручке, кокетливо оттопырив мизинчик, она держала бокал пузырящегося шампанского. Мы на праздник непрошено попали! День независимости, не иначе!

Едва завидев меня на горизонте, парусник отбросил романтическую мишуру.

— Что вам здесь надо? — спросила дама стальным голосом, напоминающим гудение тысячесильного парового котла. — Или, может, случилось что? Что-нибудь… с вашей родственницей?