Сергей Владимиров - Пожинатель горя

— В каком смысле «пропал»? — механически спросил я.

— Ушел из дома и не вернулся. Я всю ночь не могла сомкнуть глаз.

— И как давно это произошло? — Я припоминал, что вчера виделся с Владимиром Михайловичем, и на этой встрече он действительно говорил, что намерен покинуть жену.

— Сутки назад. Но раньше он так никогда не поступал. Он всегда ночевал дома.

— Это еще не повод для паники. Ваш муж не трехлетний ребенок. В конце концов, он мог просто запить. Вы боитесь, что с ним произошел несчастный случай?

Наталья Семеновна шмыгнула носом, затеребила в нервических пальцах скомканный носовой платок. Особой белизной и свежестью он не отличался.

— Я уже обзвонила все больницы и морги, — призналась она. — И ничего. Но разве я могу успокоиться? Володя забрал машину из гаража, а потом я обнаружила, что он взял еще и деньги. Очень приличную сумму. Разве вы не знаете, как сейчас неспокойно, сколько вокруг всяких бандитов? И все же я не хочу думать о самом страшном. Все может оказаться проще и куда гаже.

— То есть?

— Прежде всего я должна вам кое-что объяснить, — после небольшой паузы заговорила женщина. — Странно, что приходится исповедоваться перед совершенно незнакомым человеком. Моя мать всегда говорила мне, чтобы я выходила замуж за военного, дескать, они надежнее. Оказалось, наоборот. Я полжизни каталась с Володей по гарнизонам, потом ждала его здесь, когда из Афганистана приходили цинковые гробы. И за все мои мучения, за всю мою преданность, за всю мою заботу о нем он отплатил тем, что завел… любовницу. А вчера сказал, что намерен изменить жизнь в корне, что больше не может жить так, как живет. Чего ему не хватало? Деньги у нас есть. Могли даже купить квартиру в центре, в элитном доме. Володя наотрез отказался, ему омерзителен весь этот бомонд, хотя чего плохого в том, если человек обеспечен? Мы достаточно хлебнули нужды и лишений, неужели не заслужили лучшей доли? Однако когда появились средства, мы крепко встали на ноги, приобрели положение в обществе, наши отношения вконец испортились. Последние несколько лет жили буквально на грани развода. Потом погибла дочь. Некоторых горе сближает. Казалось, мы должны были нуждаться друг в друге еще сильнее. Нет же! Какая жестокая судьба! Именно в этот момент он надумал окончательно уйти к этой молодой шлюхе!

— У них большая разница в возрасте?

— Еще бы. Эта девка годится ему в дочери. Будто неясно, чего ей надо. Выскочить за Володю замуж и прибрать к рукам все наше имущество. Она не успокоилась на том, что Володя купил ей квартиру. Она насытится, лишь полностью выжав его. И тогда он приползет ко мне. Но у меня тоже есть гордость. И я не прощу ему такой низости и предательства.

Отвергнутая, втоптанная в грязь, супруга отставного полковника упивалась скорой неизбежной местью. Но я не верил в непреклонность женщины. Она примет мужа, как бы низко он ни пал, и будет находиться рядом с ним, демонстрируя трогательную заботу, своим присутствием и поведением напоминая, упрекая, уничижая… Либо я просто плохо думаю о Наталье Семеновне, и она найдет в себе силы забыть обиды, по-человечески простить?

— Их связь длится уже давно? — спросил я.

— Достаточно, чтобы о ней узнала я. Уже несколько лет. Конечно, первым делом я позвонила этой Веронике. Прошла через такое чудовищное унижение. Разумеется, она ответила, что Володи у нее нет. Но я сердцем чувствую, что он там. Понимаю, что сейчас вернуть его не удастся, всему свое время. И все же мне необходимо поговорить с ним. Нельзя так враз перечеркнуть все, что было. Мы прожили вместе больше тридцати лет. У меня тоже есть какие-то чувства. Теперь вы меня понимаете?

— Понимаю и по-человечески сочувствую. Но даже частные сыщики не в силах вернуть утраченную любовь.

— От вас ничего подобного и не требуется, — заскрипела Фирсова. Ревность застилала ей глаза, ненависть к молодой и привлекательной сопернице душила ее, женщина презирала себя и с трудом сдерживала злобу, чтобы не потопить в ней меня, потому что я, совершенно посторонний человек, тоже стал свидетелем ее позора. — Все, чего я хочу, — это чтобы вы съездили к Веронике и передали Володе, что мне необходимо с ним встретиться на нейтральной территории. Обещаю, что ни в коем случае не буду давить на него. Сколько вам заплатить за это поручение? — И она заглянула в кошелек, перебирая купюры.

Я задержал взгляд на некрасивом одутловатом лице. Больная пожилая женщина, в чем-то эгоистичная, меркантильная, скуповатая и несчастная… Тут же представил гладкое, круглое русское лицо Алевтины Семеновны, копну пшеничных волос, приятную открытую улыбку. Одна в прошлом красавица, ныне успешная бизнес-леди, своей простотой, добротой и щедростью облагодетельствовавшая всех и вся. Другая — вечная дурнушка, и нет ли здесь места для соперничества и черной зависти? Как же они не похожи!

— Вы с Алей не родные сестры? — вдруг спросил я.

— А разве… — Наталья Семеновна щелкнула кошельком, так и не достав деньги. — Хотя после всего того, что я вам рассказала, глупо что-то утаивать. Да и какая здесь тайна? У нас общий отец, но Аля его совсем не помнит. Я вначале проговорилась, что мать хотела видеть моим мужем военного. Это вывод на основании ее печального опыта. Отец был снабженцем, часто ездил в командировки. Во всех городах у него были женщины, он даже не пытался скрывать этого. Мама страдала, я отца ненавидела. Однажды он уехал в очередную поездку и не вернулся. Прислал короткую телеграмму: «Не ждите. У меня новая семья». Адрес где-то в Саратовской области. Он не попросил прощения, не вспомнил обо мне. Мне исполнилось уже восемнадцать лет, когда нам сообщили, что он разбился на машине вместе со своей молодой женой. Той было немногим больше двадцати.

Отца привезли хоронить сюда. И тут я узнала, что у отца осталась годовалая дочь, моя сводная сестра Аля. Родители его молодой жены отказались брать на воспитание девочку, они были изначально против брака дочери. А моя мама все еще любила отца и удочерила Алю. Я тоже привязалась к ней, хотя характерами мы были совершенно разные: я — более замкнутая, Аля — веселая, открытая. Но мы друг друга всегда уравновешивали. Я унаследовала внешность матери, Аля — отца. Он был чистокровный русак, голубоглазый блондин. Нашей Кристине тоже передалась внешность деда.

— А характер?

— Вы намекаете на распущенность? Да как вам не стыдно! — взвилась Наталья Семеновна. — Она была очень разборчива. И насколько я знаю, у нее не было связей с мужчинами. Она ставила перед собой другие цели. Ее любили и уважали абсолютно все. И она отвечала тем же. Кристина — прекрасная дочь, не смейте очернять ее память!

Накануне Фирсов говорил мне совершенно противоположное. Кто-то из них мне лгал, или у каждого был свой взгляд на внутрисемейные отношения, своя правда. Мне предстояло отыскать истину.