Сергей Донской - В Россию с любовью

Этот, надо отдать ему должное, опомнился, увидев, как на него, увеличиваясь с каждым мгновением, несется квадратный багажник тяжелой иномарки. Он даже проворно метнулся к подъезду, понимая, что более надежного укрытия ему не найти. Но до спасительной двери, на его беду, было не два прыжка, а целых три, и вот этот-то третий, последний, стал для беглеца роковым.

Багажник заскочившей на бордюр машины не просто протаранил его, он впечатал парня в бетонное основание, на котором крепился козырек перед подъездом. Когда, обняв шероховатый бетон, он начал медленно сползать вниз, на грязной побелке остался кровавый сгусток, вылетевший у него изо рта. Вероятность выжить после такого испытания у парня была примерно пятьдесят на пятьдесят, но Громов не стал сокращать его шансы повторным ударом. Медикам, вздумай они скрупулезно пересчитывать многочисленные переломы пострадавшего, и так без калькулятора не обойтись.

Тому парню, который остался валяться на дороге, повезло значительно меньше. Дело в том, что ему вздумалось достать из-под полы куртки автомат. Бампер «Вольво» смял горе-стрелка вместе с оружием, которым он не успел воспользоваться, а потом машину подбросило. Когда Громов дал задний ход, ее левое переднее колесо вновь перевалило через мягкое препятствие и еще некоторое время оставляло за собой влажный темный след, хотя никаких дождевых луж на асфальте не было. Теплой и душной была эта ночь. И, пожалуй, пострашней многих других московских ночей. Пересаживаясь из иномарки в свою светлую «семерку», Громов машинально отметил, что не только балконы, но и все окна дома напротив усеяны человеческими фигурами. Многочисленные зрители прямо-таки обмирали от ужаса и восторга. Как ни превозноси стремительный прогресс человечества, а люди совершенно не изменились с тех пор, когда самым любимым зрелищем у них были гладиаторские бои и публичные распятия.

Сердито захлопнув за собой дверцу, Громов завел двигатель и устремился прочь от млеющей публики, избрав такой путь, чтобы не перепачкать шины «семерки» чужой кровью. Никакого торжества по поводу удачной расправы над бандитами он не испытывал. Мертвые или искалеченные, они сразу перестали являться для него врагами. Так было всегда. Но зато каждого нового бандита, вставшего у него на пути, Громов ненавидел с новой силой, а потому ненависть его никогда не иссякала.

Остановившись в паре кварталов на красный свет, он перегнулся через спинку сиденья, чтобы посмотреть, как обстоят дела у Регины. Никаких признаков улучшения у той не наблюдалось. Лишь подержав ладонь возле открытого рта девушки, Громов убедился, что она кое-как согревает ему руку своим дыханием. А на следующем светофоре он обнаружил, что у Регины пошла носом кровь.

Кислотное путешествие, в которое она отправилась, оказалось слишком затяжным и очень опасным.

— Потерпи, — попросил Громов Регину. Голос у него был таким, как если бы вместо Северцевой-младшей в его машине очутилась уцелевшая после взрыва Лариса. — Сейчас что-нибудь придумаем, ладно? — сказал он.

Она на его слова никак не отреагировала. А яркий утенок на ее ночной рубашке вдруг показался Громову вовсе не задорным, а испуганным и растерянным. Словно он уже мысленно прощался со своей хозяйкой.

Фармацевт Анциферова, женщина средних лет и столь же средних внешних данных, сунула кончик ручки в рот и принялась постукивать ею по передним зубам, как всегда делала в периоды задумчивости. С тех пор, как она увлеклась разгадыванием кроссвордов, эти периоды сделались частыми и продолжительными. Всякие там жабы из трех букв, скифские мечи и даже название родины Одиссея давно перестали ставить ее в тупик. Но в эту летнюю ночь с пятницы на субботу ей попалась задачка не из легких. Что еще за бамбуковый медведь «П..ДА»? Как ни ломала голову Анциферова, а на ум приходило только неприличное словцо, знание которого не украшало женщину образованную и эрудированную в пределах среднего медицинского образования.

В дежурной аптеке стояла тишина, нарушаемая временами потрескиванием неисправной лампы дневного света. Да еще посапывала на раскладушке за перегородкой напарница Анциферовой, с которой они бодрствовали по очереди. Посетителей по ночам было мало, но и они внутрь помещения не допускались, потому что никогда не знаешь, кто ограничится банальным аспирином, а кто потребует транквилизатор, не располагая ни деньгами, ни рецептом, а лишь острым ножичком или шипастым кастетом. Чтобы оградить себя от такого рода головной боли, работники аптеки общались с ночными посетителями через специальное окошечко, прорезанное в металлической двери. Иногда и это бывало страшновато, но окошечко можно было всегда захлопнуть и пригрозить подозрительным личностям милицией.

Вздохнув, Анциферова оставила в покое осточертевшего бамбукового медведя и вплотную занялась нижним левым углом кроссворда. Здесь все пошло как по маслу. Инок… Ор… Лассо… Заполняя аккуратным почерком горизонтальные и вертикальные столбцы, она постепенно увлеклась настолько, что от этого занятия ее смог оторвать лишь второй настойчивый звонок в дверь.

За окошком стоял мужчина средних лет, явно не относящийся к той категории людей, которые жалуются на какие-либо недомогания. Когда Анциферова встретилась с ним взглядом, у нее возникло такое ощущение, будто ей плеснули в лицо холодной водой, и она часто-часто заморгала, как человек, желающий поскорее проснуться.

— Откройте, пожалуйста, — негромко сказал мужчина. На просьбу, несмотря на вежливое обращение, это абсолютно не походило.

— По ночам мы внутрь никого не пускаем. — Анциферова намеревалась произнести это тоном строгим и решительным, а вместо этого поймала себя почти на извиняющейся интонации.

— Для меня придется сделать исключение.

— Никаких исключений! Говорите, что вам нужно, или уходите.

— Я уже сказал, чего я хочу.

— Так! — возмутилась Анциферова. — Русского языка, значит, не понимаем. В таком случае спокойной ночи.

Окошко, против ее ожидания, не захлопнулось. Створка наткнулась на какое-то препятствие, и у Анциферовой перехватило дыхание, когда она сообразила, что именно видит перед самым своим носом. Револьверный ствол. Он находился так близко, что в него можно было заглянуть при желании. Но такого желания у Анциферовой не возникло.

— Вот мое удостоверение, — сказал мужчина, разместив рядом с оружием развернутую книжечку. — Можете полюбопытствовать, но недолго. Я спешу.

— Так бы и сказали, что вы майор ФСБ, — обиделась Анциферова, когда изучение удостоверения внушило ей достаточно уверенности в его подлинности.

— Бывают аргументы посущественней, — улыбнулся мужчина, убрав книжицу, но не оружие. — Теперь я могу войти?