Елена Басманова - Тайна серебряной вазы

Если что-то плохое может случиться, оно случится непременно. Так бесшабашно звучал вечный и верный закон – в конце века он получит название «Закона Мэрфи», – а сейчас, в начале века, петербургский доктор Клим Кириллович Коровкин безымянному закону верил не вполне. Клим Кириллович был молод и здоров и находил подобные максимы пошлыми и циничными, его переполняли сверхоптимистические ожидания. И не только потому, что жизнь его складывалась удачно, что частная его практика неуклонно расширялась и в будущем обозначились недурные перспективы. Хорошее, пусть и немного идеалистическое, провинциальное воспитание плюс блестящее медицинское образование, спокойствие и душевная устойчивость, а также необъяснимая способность вызывать доверие и расположение любого встречного – такое редкое, благоприятное сочетание данных, конечно же, служило живительным источником оптимизма. Доктор Коровкин отдавал себе отчет в том, что этот источник сулит ему прекрасное будущее. В небесах души его было безоблачно. И тем более странным и нелогичным казалось ему ныне происходящее в квартире.

Но можно ли вообще назвать происходящее происходящим? Собственно, никаких событий не наблюдалось. В квартире, которую он снял пару лет назад, вернувшись после стажировки из Швейцарии, царили уют и покой. Из столовой доносились звуки легких шагов тетушки Полины – душевный друг и помощница во всех делах, она собирала праздничный стол. Еще час-другой и кликнет его на рождественский ужин. Интересно, что на этот раз решила включить в меню милая тетушка? Она, разумеется, считалась с традициями своего круга и с привычками племянника, но, одержимая борьбой со своим возрастом и заботой о других, неустанно выискивала рецепты здорового питания и во всеоружии популярных знаний бесстрашно вставала на тропу войны с внезапно обнаруженным неприятелем – то одним продуктом, то другим. Сквозь неплотно прикрытую дверь кабинета доктор к своему удовольствию уловил запах жареного мяса – гусь? утка? индейка? Между тяжелых и жирных запахов скользил золотой змейкой щекотный аромат цитрусовых... Странно, но именно этот запах, прячущийся в волнах теплого дыхания кухни и стеариновых свечей, встревожил Клима Кирилловича.

Он сидел в кресле и смотрел в окно – темная рождественская ночь оставалась одним из самых дорогих его детских воспоминаний, о чем тетушка Полина хорошо знала. Зачем же уже дважды за вечер она мешала ему насладиться так трудно воссоздаваемым воспоминанием о годах, проведенных в родительском доме? Зачем она загадочно вздыхала, говорила, что на душе у нее неспокойно, ей не по себе? Что-то должно случиться – по ее предчувствиям – плохое.

Да, конечно, должно. И непременно случится. Но не плохое, а хорошее. Уходящий год – последний год старого века – вспоминался, как год непрекращающихся насмешек над недавними страхами. Чего только не предрекали умники всех мастей, но жизнь пошла поперек их смехотворных прогнозов. Войны, эпидемии, катастрофы, революции, страшный суд и конец света – все миновало человечество. И Петербург, вопреки предсказаниям пророков и ведунов, не провалился в болото, не был смыт грандиозной волной ни в Финский залив, ни в Ладожское озеро – накануне своего двухсотлетнего юбилея находился на вершине развития... Никогда прежде, как казалось доктору, не было в обществе такого ощущения крепости и устойчивости власти, такого воодушевленного строительства и расцвета. Сколько новых идей! Сколько новых талантов!

Клим Кириллович разволновался, встал с кресла и глянул в окно. Ему нравился вид из его кабинета. Чуть-чуть наискосок располагался ярко освещенный перекресток Н-ского проспекта и Большой Вельможной улицы. В столь поздний час по засыпанным снегом мостовым еще реже, чем всегда, брели хорошо укутанные от мороза пешеходы и проезжали извозчики. Снег выглядел чище и белее, чем на самом деле, особенно в той части перекрестка, которая прилегала к противоположному от дома доктора углу. Там снег казался сияющим, но и темные пятна – мусора, конского навоза и еще невесть чего – поражали густой чернотой. Все объяснялось освещением. Угловые помещения первого этажа занимала знаменитая булочная Ширханова.

Когда-нибудь, мечтал доктор, все булочные Петербурга и даже всей России будут так же богаты и привлекательны. Хлебушек будет там дешевый. Россия богата, чего-чего, а хлеба, если с умом взяться, можно вырастить – всему миру хватит. Со временем и другие научатся выпекать так же изобретательно, как Ширханов. И булочные свои так же изукрасят. Над входом – с угла – висит огромный металлический «калач» с буквой «Ш» посередине. А с углового балкона на втором этаже, – где живет управляющий и прочая прислуга, – золотыми волнами спускаются по обе стороны от дверей гирлянды электрических лампочек. Редко кто мог позволить себе такое дорогое новшество! А какая красота!

В правой части булочной Ширханова располагается собственно булочная, магазин с превеликим выбором хлебов, булок, саек, баранок, сушек, пряников, печенья, пирогов, ватрушек, лепешек, калачей, кренделей... В левой части – уютная кондитерская, где можно с горячей выпечкой или пирожными выпить чашечку чая или кофе, поболтать с приятелем или подружкой, полистать газеты и журналы.

Так выглядит знаменитая булочная Ширханова всегда, но ныне, специально к Рождеству – последнему Рождеству старого века – ширхановцы придумали и диковинку. В открытой витрине булочной они воссоздали евангельский сюжет: поставили чучела овцы, барана, осла вокруг небольшой корзины. А в корзину, выстеленную белоснежным полотном, поместили настоящее произведение пекарного искусства – хлебобулочного младенца, протягивающего к прохожему светло-золотистую ручонку. Глазки – крупные изюминки – выглядели как настоящие, а на лице младенца играла улыбка... Правда, сейчас ничего не видно, удивительную картину на ночь закрывали ставнями и на них вешали замок. Но какой восторг вызывала необыкновенная композиция днем – особенно у детишек, которых приводили сюда няньки или мамаши! С какой радостью малыши, сняв варежки, бережно и осторожно трогали ручонками гладкий ослиный или кудрявый овечий бок!

Доктор Коровкин улыбнулся и перевел взгляд вверх. Наконец-то в разрывах невидимых туч, затмевающих в эту рождественскую ночь звездную сферу, проглянула первая звезда.

– Тетушка! – по-детски нетерпеливо крикнул доктор, боясь, что звезда скроется. – Тетушка! Пойдите сюда, скорее.

Тетушка появилась в кабинете так быстро, что он понял – все уже готово к рождественской трапезе.