Петр Акимов - Плата за страх

Хозяин, распивая в халате кофе за своим столом, хмуро слушал доклад Тамары Владиславовны о сегодняшних делах. Потом пришла уборщица, чтобы убрать в кабинете, и шеф отправился в комнату отдыха переодеваться. Пока старенькая Зинаида Сергеевна, по обыкновению приставая с бестактными расспросами, вытирала пыль и пылесосила, Тамара разобрала последние записи шефа. Оказывается, Воротников и в самом деле помимо прочего ночью работал. Она не могла не восхититься той цепкости, с которой он извлек и обобщил массу существенных подробностей из вроде бы легковесных реплик вчерашнего разговора. Как ни старалась Панкратова быть внимательной, но она не уловила и половины того, что понял шеф. И действительно, сейчас, имея личное впечатление, ей проще сформулировать поручения для специалистов разных отделов.

И Тамара невольно посочувствовала этому удачливому, но все-таки неприкаянному человеку.

Позже, когда она разбиралась с проектом графика отпусков, который вчера поспешно забрала со стола Колосковой, то обнаружила чужую бумажку. Крупным округлым почерком юристки на ней было написано:

«ТП — оскандалилась в «Снабсбыте» (Глебский, тел…),

ТП пыта-сь подб. к редак-ру ж. «Мир быта» (Пишуев, тел…)

ТП вор-ла секреты у ф. «Политолог» (Дерюгин, тел…)

Лезет в постель, копает для налоговой и конкурентов!!!»

Значит, злопыхатели настигли ее и здесь.

Но тогда почему шеф до сих пор никак не прореагировал?

Колоскова не такая дура, чтобы утаить подобную информацию, а судя по тому, как обтрепан листок, этим записям не одна неделя. Теперь понятны намеки Ирины Павловны на то, что «Валера на тех, кто старше тридцати, и смотреть не будет». Значит, не на пустом месте она ревновала. Кто-то хорошенько ее раскочегарил.

Остаток дня Тамара чувствовала себя как задеревенелая. Все время ждала грозного окрика. Что-то вроде: «Ага, попалась! Вот кто тут у нас шпионит!» Она, и не зная за собой вины, чувствовала себя воришкой, которого вот-вот поймают и призовут к ответу. Просторная светлая приемная, за высокими окнами которой распахнулся Новый Арбат, по-весеннему пестрый уже в феврале, теперь воспринималась ею как ловушка. Будто окно — край пропасти. Даже Людочка, казалось, смотрит с подозрением.

Она поняла бы Воротникова, если бы он выгнал ее. Больше того, если б он спросил у нее, что делать при появлении подозрений в лояльности сотрудника, Панкратова бы сказала: «Избавиться от подозреваемого как можно быстрее!» Не те времена, чтобы рисковать будущим десятков людей из-за самолюбия одного. Это поглупевшая от ревности Колоскова могла тешиться иллюзиями. Мол, если бухгалтерия честно ведется, то и бояться нечего. А Панкратова-то знала: «наезд» налоговиков равносилен разорению. Они приходят, чтобы найти. Их не интересует правда. Им достаточно правдоподобности обвинений. Для чего и внедряют лазутчиков. Потом арестовывают счета, изымают документы, трясут клиентов и — работа парализована, договора срываются. Конец. Судись потом годами, доказывай, что тебя разорили ни за что.

Зная об этом, рисковать нельзя.

Панкратовой было настолько одиноко и мрачно, что она не выдержала неопределенности. Забирая у Воротникова подписанные им платежки, она неожиданно для себя протараторила:

— Валерий-Захарович-вам-про-меня-звонили-что-я-шпионка-и-гадина?

Он озадаченно помотал головой и попросил:

— Еще раз, пожалуйста…

— Валерий Захарович, — она старалась выговаривать слова почти по слогам, но все равно получалось слишком быстро, — вам про меня звонили, что я шпионка и вообще — гадина?

Он задрал брови, потом, откинувшись на спинку кресла и задумчиво сложив пальцы у подбородка, уточнил:

— Мне самому? Нет. А вот Ирке, Колосковой то есть, что-то такое было. Но — давно. А с чего ты об этом?

— И что вы собираетесь по этому поводу делать?

— А что я могу? Я же не знаю, кто звонил!

— Нет, я про себя.

— А что — про тебя? Ты меня устраиваешь. Я тебя уже, можно сказать, знаю. А того, кто капает, — нет. Кому мне верить? Получается, тебе. Резонно?

— Значит, вы мне верите?

— Ну-у… верю не верю — это сложный вопрос. Я с вами, бабами, вообще ничего понять не могу. Если честно. Но… Скажем так: я надеюсь, что ты меня не подведешь.

— Спасибо. Я постараюсь. — С ее души такой груз свалился, что она была готова плясать от радости.

Но, естественно, сдержалась.

А потом позвонила Кузнецова. Тамара разговаривала с ней вежливо, но суховато: подруга вела себя странно. Сначала спросила: проверяют ли в «Аметисте» телефоны на подслушивание? Услышав, что проверяют, Надежда почти приказным тоном сказала, чтобы Панкратова сегодня же пришла для разговора в квартиру Комарова. Та располагалась возле Маяковской, но Кузнецова настаивала, чтобы Тамара добиралась туда не прямиком через Чеховскую, а кружным путем: с двумя пересадками на кольцевой. Панкратова не стала спорить, хотя ее и покоробил тон подруги. Конечно, она многим ей обязана, но… В общем, не та настоящая доброта, которая все время о себе напоминает.

Разговор у подруг не вышел. Если одна из собеседниц боится сказать лишнее, а другая не желает открывать душу, взаимопонимания много, а вот откровенности не получается.

Квартирка у Комарова невелика: выгородка дореволюционных апартаментов из куска комнаты с полукруглым окном и огромной кухни метров в 18, в которой гораздо позже оборудовали и туалет с ванной. В доме вот-вот должна была начаться реконструкция, и Олег не заботился об уюте. Обстановку оставлял бед ной, без затей. Лишь бы жить можно было. Впрочем, он тут редко появлялся: Кузнецовой не нравилось, если он не ночевал у нее.

До прихода Тамары Надежда вытерла пыль с тяжеленных кубических стульев и с овального раздвижного стола на кухне. Подруги сели друг против друга и помолчали, куря каждая свои сигареты. Хотя у Панкратовой появился некий достаток, она осталась верна самым дешевым «ВТ».

— Как у тебя дела в «Аметисте»? — спросила Кузнецова.

— Ничего. Нормально.

— «Доброжелатели» не достают?

— Пытались. Но Воротников сказал, что доверяет мне.

— А когда они пытались?

— Давно. В начале января еще, — пожала плечами Панкратова. — Ты меня звала… Что-то случилось?

— Случилось. Сейчас Олег придет, расскажу.

Они обменялись еще несколькими столь же содержательными репликами, когда вошел Комаров и, поздоровавшись, объявил:

— Уверен, что слежки за ней нет.

Тамару удивило, что Надежда отнюдь не испытала облегчения от этого известия. Она неизвестно чему пожала плечами и спросила:

— Когда ты мне, наконец, скажешь правду?!

Тогда Панкратова сделала то, что жаждала сделать уже давно. Она, глядя прямо в глаза Кузнецовой, отрицательно покачала головой и выдохнула: