Ирина Глебова - Выкуп

С Вирджинией он встретился на втором курсе – она перешла в Кембридж из другого университета, стала учиться с ним в одной группе. Высокая шатенка в очках с дымчатыми стёклами, девушка сразу показалась ему умной, интеллектуальной, сдержанной. Олег какое-то время просто поглядывал на неё и ловил встречные взгляды. Потом они вместе оказались в дискуссионном клубе, сели рядом и ушли вместе. Джини, как и Олег, жила в общежитии, поэтому Олег снял на месяц номер в местном отеле, потом оставил его за собой ещё на месяц… Эта девушка оказалась не просто страстной и неутомимой в искусстве любви: она ещё стремилась быть лидером в сексе. Олег не противился. С одной стороны – зачем же обижать девушку? А с другой… В этом деле абсолютного лидера не бывает: подчиняясь женщине, мужчина в какой-то момент вдруг замечает, что уже именно он диктует и ритм, и позу, и стоны страсти…

Обе девушки были с ним откровенны во всём. Кристл, например, с увлечением рассказывала ему о своих прежних парнях – их постельных пристрастиях и анатомическом строении тела. В самый интимный момент она могла засмеяться и воскликнуть:

– О, Питер делал то же самое! – Или: – У тебя получается это лучше, чем у Майка!

Когда Олег, ещё в начале их встреч, сказал ей, что его не очень интересуют прежние кавалеры Кристл, она удивилась и тут же нашла этому объяснение:

– Ты русский, потому такой недемократичный и зажатый! Боишься признаться сам себе, сексуально раскрепоститься. Но я помогу тебе, не бойся!

Олег не стал её ни в чём разубеждать, понял – это бесполезно. Джини была умнее, тоньше, но тоже убеждена, что у Олега есть «русские комплексы». Она прямо говорила ему, что собирается сделать карьеру, используя мужчин – «их животные инстинкты».

– У меня сейчас период приобретения сексуального опыта, – обсуждала она с ним свои дальнейшие планы. – И теоретический, и практический. Когда я встречу того, с кем рядом смогу высоко подняться, я должна быть во всеоружии. Мой мужчина должен быть без ума и от моего ума, и от моего тела.

Она рассуждала об этом с деловитой откровенностью, считая, что Олег её понимает и поддерживает. Когда же он сказал Джини, что чувствует себя несколько униженным в качестве предмета её самосовершенствования, она заявила:

– Вот-вот, это твой русский комплекс: «униженный и оскорблённый»! Если бы я не читала Достоевского, я бы не поняла тебя. Эти ваши душевные смятения, поиски смысла жизни – это очень интересно для психологии. Но в реальном мире чувства должны подчиняться разуму.

Джини, кстати, не раз бравировала своим знанием русской литературы – она искренне хотела сделать приятное Олегу. Ему же было смешно слушать её рассуждения: они были как две капли воды похожи на сентенции других «знатоков» русской литературы. И, как у всех здесь на западе, эти знания ограничивались двумя-тремя книгами лишь двух писателей – Достоевского и Толстого.

Джини тоже хотела помочь Олегу стать раскрепощённым европейским человеком. Он принял правила игры, но уже не пытался пробиться к её душе.

К душе Аринки ему не нужно было пробиваться. «Слияние душ и сердец!» – до их встречи Олег назвал бы подобную фразу банальной, теперь же он часто мысленно повторял её и понимал глубинный смысл. С этой девочкой он был близок так, как ни с одной из своих интимных подруг. У них с Аринкой не было физической близости, и Олегу почему-то не хотелось это форсировать. Просто он знал – всё у них будет, и непременно на всю жизнь!.. Но на другой день после страшной гибели Кости, оставшись наедине, они обнялись, и в тот же миг Олег понял: ни он, ни она не хотят больше разжимать объятия!

В доме никого не было. Отец со вчерашнего дня, как поехал на место аварии, так домой не возвращался. Олег держал с ним связь по телефону и знал, что тот был в морге, в управлении милиции, в пожарной лаборатории, а ночевал дома у подполковника Кандаурова. Под утро он всё же заскочил ненадолго, принял ванну, переоделся и сообщил Олегу, что приставил к нему телохранителя. Олег не стал возражать – видел, как плохо отцу. Потом Барков вновь уехал в прокуратуру, где завели дело о расследовании несчастного случая.

Олег тоже чувствовал себя подавленно. Что с того, что он не любил особенно Костю! Тот был его братом, единственным, кстати. Внезапная его гибель легла тяжестью на сердце молодого человека. Он не ездил с отцом к месту гибели Кости, не мог себя заставить. И теперь, когда вместе с девушкой зашёл в пустую квартиру, вдруг как-то по особенному ощутил её тишину и пространство. Да, Костя здесь не жил, но бывал часто. Теперь уже не будет – никогда… Он поднял глаза на Арину, хотел сказать ей что-то, но вместо этого вдруг обнял – сильно и неожиданно страстно, словно ища в объятиях этой хрупкой девушки защиту и успокоение.

Потом Аринка ему сказала:

– Ты, Олежка, когда обнял меня, я сразу поняла, как тебе плохо, жутко, одиноко. И поняла, что словами не смогу объяснить, что все твои несчастья – и мои тоже. Да разве словами скажешь! А теперь ты и сам это понимаешь, без слов… Правда ведь?

А он и теперь не нашёл слов – потянулся к ней, стал целовать, а голова кружилась от нежности. И только одна мысль крутилась: «Господи, я ведь у неё первый мужчина! Как это прекрасно – быть первым…»

Всё произошло только вчера. Теперь, когда Аринка вышла из двери консерватории, оглянулась, увидела его и, улыбаясь, побежала навстречу, Олег просто смотрел на неё и был счастлив. Он не думал ничего такого: вот, мол, идёт единственная на свете девушка, которую я люблю… Ему не нужно было об этом думать: ощущение того, что он счастлив, жило в нём каждый миг – со вчерашнего дня. Случайно, краем глаза увидев в стороне своего телохранителя, о котором он совсем забыл, Олег чуть было не махнул ему рукой – уходи! И правда: жизнь так хороша, даже не смотря на несчастные случаи! Какая же тут может быть опасность?..

Бампер лежал, закинув руки за голову, не спал. В комнатах родителей и сестры было тихо, темно – ещё бы, третий час ночи! Из окна, распахнутого настежь, тянуло прохладным ветерком, захотелось курить, и он, не вставая, зажёг сигарету, затянулся. Хорошо, что у него была эта комната, своя, и он никому не мешал. Вообще-то квартира у них двухкомнатная, но когда дети подросли и физически развитый юноша стал тяготиться соседством младшей сестры, и от этого злиться, родители решили переделать кухню в ещё одну комнату. Газовую плиту переставили в коридор, благо он был довольно большим, и получилось отлично – по отдельной комнате сыну и дочери.

… Девочку по имени Арина он почти что боготворил. Если бы его спросили – почему? – Бампер вряд ли смог объяснить. Однако это было совершенно точное чувство: ведь она, по сути, вдохнула в него дух, дала цель в жизни. Хотя сама даже не подозревала об этом. Всё произошло давно, в детстве, когда Бампера ещё звали Сашей Сокóлиным, когда Аринке было десять, а ему тринадцать лет.