Питер Ловси - Смерть за кулисами (в сокращении)

— Я надеялся, что ты хоть что-нибудь мне подскажешь.

— Могу с уверенностью сказать только одно: неприязнь к театру у тебя не врожденная. Когда ты был помладше, то охотно появлялся на сцене. Даже сыграл в одной пьесе в Сурбитоне.

К Даймонду вернулось давнее воспоминание: учитель рисования в начальной школе дал ему роль в пьесе, действие в которой происходило во времена Ричарда III. Даймонд играл одного из юных принцев, убитых в Тауэре.

— Удивительно, что ты об этом помнишь.

— Здорово разозлилась на тебя, вот и запомнила. На день рождения мама с папой обещали мне неделю на ферме, мы должны были выехать в пятницу, но из-за твоего спектакля потеряли целых два дня и уехали только в воскресенье.

— И тут зарядили дожди. Как сейчас помню.

— Вся поездка пропала. Мы даже выспаться толком не могли: корова, у которой фермер забрал теленка, мычала ночи напролет.

— Теперь и я это припоминаю.

— В довершение всего, когда в день моего рождения родители повезли нас в театр в Лландидно, на тебя вдруг неизвестно что нашло, и ты наотрез отказался смотреть пьесу. А она еще даже не началась. Нам пришлось уехать.

— Могу лишь предположить, что накануне этой поездки что-то произошло во время школьного спектакля, но что именно — не представляю. Нас, принцев, было двое. Жаль, не помню, как звали мальчишку, который играл второго. Скажи, сколько мне в то время было лет?

— Мне исполнялось одиннадцать, значит, тебе — восемь, — подсчитала Джин. — Если честно, я до сих пор на тебя сержусь. Кстати, случай в Лландидно был не единственным.

— Помню, — подтвердил Даймонд. — Когда мне было пятнадцать, нас водили на «Юлия Цезаря» в «Олд Вик». Мне крепко влетело за то, что я сбежал.

— А сколько еще было несостоявшихся походов в театр!

— Но на одном представлении мы все-таки побывали.

— На «Острове Сокровищ» в театре «Мермэйд», — выпалила Джин. — Мы каждую минуту ждали, что ты бросишься к выходу, но ты сидел смирно.

— Мне понравилось.

— Вот видишь! Все в наших руках.

В таких напоминаниях Даймонд не нуждался.

— Спасибо за помощь.

— Когда докопаешься до истины, позвони, — попросила Джин.

Телефонный разговор с Джин пробудил воспоминания, но не избавил тем вечером Даймонда от напряжения, которое усиливалось с каждым шагом, сделанным от машины в сторону театра. Утешало лишь одно: им с Ингеборг предстояло пройти за кулисы, а не в зрительный зал.

Охранник Чарли Биннс изучал удостоверение Ингеборг гораздо дольше, чем документ ее начальника, но пропустил обоих молча.

Инге уверенно провела своего спутника за сцену. Они остановились в тени справа от нее. Над ними, в ненадежной с виду кабинке, куда вела шаткая лестница, руководил подготовкой к спектаклю помощник режиссера. Ингеборг и Даймонд услышали, как он объявил, что до начала осталось пять минут. Откуда-то из темноты вынырнул Престон Барнс и направился прямиком на сцену: отрешенный, безучастный, словно всецело обращенный внутрь себя.

— Он должен быть на сцене, когда откроют занавес, — понизив голос, объяснила Даймонду Ингеборг.

Барнс уселся за стол. Какая-то девушка подошла к нему и обмахнула лицо кисточкой.

— Белинда, — сообщила Инге.

— Нам надо расспросить ее, — шепотом отозвался Даймонд.

— Скоро расспросим. — Инге повела его в обход сцены.

Они посторонились, пропуская дородную даму в черном.

— Фрейлейн Шнайдер, — негромко пояснила Ингеборг.

Девушка-гримерша покинула сцену, подошла к фрейлейн Шнайдер и припудрила ей лицо двумя легкими движениями кисти. Даймонд заметил, что коробка с пудрой, в которую она окунала кисточку, черная, цилиндрической формы.

— Занавес, — произнес в микрофон приглушенный голос. Занавес открылся, сцену осветили прожектора. Престон Барнс, игравший Кристофера Ишервуда, сидел за столом и писал.

Даймонд не сводил глаз с молодой гримерши, боясь, что она исчезнет. На его счастье, припудрить требовалось еще двух актеров, мужчину и женщину. Прикосновение кистью к лицу актрисы гримерша лишь обозначила.

— Гизелла, — прошептала Ингеборг. — Новоявленная звезда.

При таких обстоятельствах Даймонд впервые увидел актрису, у которой имелись несомненные причины желать зла Клэрион.

Барнс произнес свои первые реплики, читая слова, якобы написанные его персонажем, о толпах нацистов на улицах Берлина. Легко и незаметно он перешел к отрывку, начинавшемуся словами «Я — фотоаппарат», но его прервал стук фрейлейн Шнайдер в двустворчатую дверь.

— Входите, фрейлейн, — разрешил Барнс.

Даймонд продолжал наблюдать за Гизеллой. Она была в черном шелковом платье с маленькой пелеринкой и лакированных туфлях на шпильках. Даймонду пришлось напомнить себе, что его цель — последить за действиями девушки с кисточкой, но мешало неожиданно возникшее затруднение. Если всем актерам в последнюю минуту перед выходом наносят на лица пудру из одной и той же коробки, значит, его гипотеза явно ущербна.

Происходящее на сцене выглядело увлекательно. Даймонд засмотрелся, а когда опомнился, гримерша уже исчезла.

— Куда она ушла? — спросил он Ингеборг.

— Точно не знаю. Наверх, кажется.

— Идите туда, а я обойду сцену.

Ему показалось, что бледное личико гримерши мелькнуло в противоположной кулисе и скрылось из виду. Возможно, она остановилась бы, если бы он ее позвал. Но спектакль был бы сорван. Даймонд пробрался сквозь толпу рабочих сцены и огляделся. Узкий коридор, открывшийся перед ним, был пуст.

Из-за угла вынырнул незнакомец в наушниках. Даймонд спросил, не попадалась ли ему Белинда.

— Спросите лучше в костюмерной, — посоветовал человек в наушниках и указал, куда идти.

Узнав по виду дверь костюмерной, Даймонд толкнул ее. И сразу увидел в дальнем углу Кейт, сцепившуюся, как ему поначалу показалось, с портновским манекеном. Даймонд не сразу заметил, что платье Кейт поднято до талии, а «манекен» — не кто иной как Хедли Шерман. Стоя спиной к двери, Шерман демонстрировал отсутствие на нем брюк и вбивал Кейт в стену настойчиво, словно последний раз в жизни.

Даймонд с его опытом работы в полиции поначалу решил, что видит сцену насилия, и ринулся бы в бой, если бы Кейт не вскрикивала «да!» при каждом натиске. Решив не мешать этим двоим, слишком увлеченным, чтобы заметить его, Даймонд тихо вышел за дверь и вернулся на уровень сцены. Телефон в его кармане завибрировал, голос Ингеборг сообщил: «Второй этаж, гримерная номер десять».

Ингеборг ждала его, стоя возле гримерши, которой с виду можно было дать не больше шестнадцати лет. Девушка по-прежнему держала в руках кисть и банку.

— Что в банке? — спросил Даймонд.

— Тальк.

— Дайте сюда.