Ирина Лобусова - Плач под душем

Мы подъехали к подъезду.

– Позвони в какую-то из квартир и скажи, что пришли проверять телефонный кабель…

Он так и сделал. Кто-то открыл дверь.

– На четвёртый этаж, к двери пустующей квартиры.

Их было пятеро, я и Никитин, всего семь. Они напоминали мне духов, вырвавшихся из царства теней… В их руках были автоматы. Я увидела оружие в руках Никитина. Мне даже в голову не приходило, что могут стрелять. На четвёртом этаже мы остановились перед дверью пустующей квартиры. Я запомнила её номер по списку, принесённому Никитиным. Нажала кнопку звонка. Всё произошло очень быстро. Из-за двери раздался выстрел, и пуля ударилась в стенку, к счастью никого не задев. Никитин рукой швырнул меня всторону и заорал:

– Ломать двери!

Выбитые мощными ударами ног двери отлетели в сторону, и в квартиру ворвалась группа захвата. Грохот перевёрнутой мебели, чей-то разъярённый крик…Я шла последней…двое омоновцев заломили руки какому-то мужчине в длинном полосатом халате… он дёргался, пытаясь вырваться…

– Что здесь происходит? – рявкнул Никитин. – Эта же квартира пуста!

– Не пуста, – я решительно выступила вперёд. Это было минутой моего торжества. Минутой триумфа. К которой я шла столько времени. Я думала о ней очень долго, и даже пытаясь удержать равновесие на ногахв коридоре, когда прозвучал выстрел. Не думая ни о чём, я решительно выступила вперёд. При виде меня мужчина в последний раз дёрнулся и как-то сник. Никитин смотрел недоумёнными глазами на происходящее: он видел реакцию на моё появление…

– Разреши представить тебе Руслана Гароева. Это и есть убитый Руслан Гароев, собственной персоной. Господин Гароев, поднимите лицо, оно ведь у вас не изуродовано! Даже не пострадало. Так что можете смело посмотреть мне в глаза.

– Гароев?! Это Гароев?! – казалось, Никитин сейчас упадёт в обморок. – Но он же убит!

– Как видишь, нет. Живёхонек! Руслан Гароев удачно инсценировал собственную смерть, а через пару дней собирался по документам своего охранника сбежать в Турцию, где у него хранятся деньги, отложенные наслучай скоропостижной кончины». Или просто для того, чтобы начать новую жизнь. И пока я отбывала бы срок за решёткой за дваубийства по тонкому замыслу господина Гароева и его супруги, чета Гароевых уютно бы отдыхала на собственной вилле где-то в Швейцарии по фальшивым документам. Думаю, что вилла у него тоже есть. С таким количеством денег господина Гароеванаши власти выпустили бы очень быстро, если быне одна маленькая неприятность. Нелепый такой случай, как убийство Ольги и смерть ничтожного Марка Кречетова. Дело в том, что господин Гароев задушил свою бывшую компаньонку Ольгу голыми руками – за то, что она украла его деньги, едва услышав про смерть… А супруга Алиса, ударившись в панику, выстрелила из пистолета в нанятого ею же детектива Марка Кречетова, как только услышала, что из тюрьмы выпустили меня…

Лицо Никитина выражало все степени изумления, зато Гароев опомнился быстрее. Посмотрев на меня с какой-то страшнойобжигающей ненавистью, он бросил коротко:

– Сука! – и плюнул мне в лицо.

Очнувшись, Никитин двинул его кулаком в челюсть, и тот повис на руках «беркутов», отхаркиваясь кровью и выплёвывая выбитые зубы. Я вытерла лицо рукой, и, поймав взгляд Виктора, улыбнулась:

– Ничего страшного! Главное, что теперь его уже не выпустят, и он в полной мере узнает все прелести того, на что так безвинно и жестоко обрёк меня.

Алису Гароеву задержали в офисе, как только она приехала на работу. При аресте она сильно сопротивлялась и даже ударила одного из «беркутов» тяжёлой бронзовой вазой по голове. Парню вызвали скорую, а к Гароевой применили силу: повалили на пол, скрутили наручниками и поволокли к фургону, хоть она царапалась и кусалась, как сумасшедшая, сопротивляясь до последней минуты. Тело похороненного вместо Гароева опознали тоже: им оказался тридцативосьмилетний судимый Леонид Сеченов, отсидевший два срока за непредумышленное убийство с целью ограбления и вооружённыйграбёж. Двоих детей Гароевых усыновила сестра Алисы, живущая в другом городе, и я очень просила Никитина ускорить это усыновление и сделать всё для того, чтобы детей не спешили отдать в детский дом.

Скрип шершавой дверной поверхности, чуть прохладной на ощупь под моими пальцами… я столько раз видела это в снах… Тысячи, миллионы, миллиарды – мошки. Мельтешащие перед глазами, когда самолёт легко отрывался от земли… В тот момент… И потом… Я столько раз представляла себе это, что воспоминания стали болеть – самым сильным оттенком из всех существующих болей, и, вгрызаясь в поверхность кожи, вырывали мозг. Поднимаюсь по лестнице, распахиваю дверь и никого больше не вижу. Свет, льющийся из моего сердца… моих ладоней… Мы больше никогда не расстанемся… Никогда… Никогда… мы будем любить друг друга… мир исчезнет… полный злости, зависти, подлости… мир, где нет места свету… всё исчезнет, оставляя только место для меня – и не для меня… Ощущение силы… Отыскать везде, даже заглянув под земную поверхность… содрать корку с земли и навсегда остаться с этим ощущением света: как пульсирует тоненькая синяя жилка на бесконечно любимой коже… Прижаться к тёплой, чуть шершавой поверхности… обхватить руками…целовать руки, губы, и не потерять никогда… никогда… Любить так, чтобы стало правдой то истинное значение затасканного, избитого слова, о котором никто больше не знает… любить – быть и в счастье, и в горести, и в болезни, и в здравии, и в печали, и в радости, чтобы ни произошло…До самого конца…Поднимаясь по ступенькам с расколотым сердцем и вселенской тяжестью несуществующих осколков печали… Прикоснуться к двери, как к поджидающей тебя гильотине… не останавливаясь на пути – в печали и в радости… Чтобы ни произошло… До конца…

– Ты вернулась… – несколько шагов вперёд. Взгляд – растерянный и болезненный, как след от раны. Всё не так. Всё совсем не так, как я ждала. Вместо ощущения радости – тяжесть ступенек, и никакого завтра. Никакого совместного завтра! Нигде. Никогда.

– Ты вернулась… – я застала его неожиданно, и он растерялся… так теряются маленькие дети, сталкиваясь с непонятным явлением… трогательно и немного жестоко… несколькошагов вперёд, чтобы затворить дверь и впервые по-настоящему встретиться глазами.

– Ты вернулась. И ты плачешь.

– Я вернулась сказать, что я тебя люблю.

– Значит, ты всё знаешь. Знаешь давно. Долго.

– Что я должна сказать?

– Я мог бытебя убить!

– Поэтому я и пришла. Чтобы ты меня убил, и мне не нужно было жить дальше! Убей меня! Я для этого пришла! Сделай это просто, сейчас, для собственной безопасности! Я слишком устала… Я очень долго к тебе шла… так долго, что у меня не хватит сил закрыть за собой дверь, если яуйду отсюда. Я долго думала, что должна сделать… Бороться с тобой? Преследовать тебя? А потом поняла, что лучшим решением будет просто прийти, вот так. Прийти к тебе, чтобы наконец-то себя уничтожить. Существовать дальше? Не зачем! Не в твоих интересах меня выпускать.