Эдуард Хруцкий - Страх (сборник)

Несколько дней назад он ехал с Сергеем на его машине. За рулем сидел Гошка Беда, старый подельник Грека, которого он устроил к Сергею шофером. У Гоши был белый билет, который ему выправила Ленка, главврач психушки, бывшая жена Сергея, а потом любовница Грека. На Сретенке, у пивной, из белой «эмки» вылезли двое фраеров.

– Это они, Леня! – заорал Сергей.

Грек пошел за ними в пивную. Столики стояли плотно, и он услышал весь их разговор и телефон запомнил, который один из них давал другому. Телефон бабы, у которой он жил.

Грек пропас его, а Сергей с Гошей поехали за другим.

Одного фраера он подрезал у дома, а второго прижал в гараже, тот-то перед смертью и назвал адрес Прокопа.

Но Прокоп свалил, и искать его времени не было. Дело на Масловке они провернули, как надо. Получили хорошие деньги, но для того, чтобы свалить из столицы и безбедно отлежаться на дне, этого было мало.

Новое дело – ограбление кассы артели «Швейник» – давало ему возможность соскочить в Тбилиси и отлежаться там у Гиви.

Грек встал, подошел к окну и увидел, как дом окружает плотная цепь милиционеров.

– Ленка! – крикнул он. – Менты.

Ленка вскочила:

– Где?

– Окружают дом.

– Пошли, – скомандовала она и начала быстро одеваться.

Дверь в вестибюль больницы долго не открывали, и они с Чернышовым копили зло, ожидая главврача.

Наконец она появилась. Крупная блондинка в очках, в белом халате и хромовых сапожках, ушитых по ноге.

– В чем дело?

– Я начальник отдела по борьбе с бандитизмом Московского уголовного розыска подполковник Данилов, со мной старший следователь горпрокуратуры юрист первого класса Чернышов. Мы обязаны произвести у вас обыск.

– Я возражаю, – сказала Нефедова.

– Не заставляйте нас применять силу.

– Это лечебное учреждение особого профиля…

– Нам известно, что именно здесь скрывается опасный преступник Леонид Викторович Греков, вот ордер прокурора Москвы на его арест и обыск в вашей больнице, – сказал Чернышов.

– Я не открою.

– Открывайте, Елена Федоровна, – сказал чей-то голос за спиной Данилова.

К дверям подошли Серебровский и мужчина лет шестидесяти в штатском.

– Я замначальника горздрава Миронов, – представился он.

Нефедова подошла к дверям и повернула ключ.

Они вошли в гулкий, пропахший лекарствами вестибюль.

– Что вам нужно? – строго спросила Нефедова.

Данилова начала раздражать эта крупная властная женщина.

– Нам нужен опасный преступник Греков, скрывающийся в вашей больнице.

– Такого человека у нас нет.

– Тогда мы вынуждены начать обыск.

– Я подчиняюсь силе.

– Пригласите сестру-хозяйку, – приказал Миронов. – Я попрошу, товарищ подполковник, чтобы ваши люди надели халаты и спрятали оружие. Контингент больных очень специфичный. Любое потрясение может вызвать резкое ухудшение здоровья.

– Конечно, конечно.

Через несколько минут оперативники блокировали все выходы из палат и подсобных помещений.

Данилов и еще четверо в халатах начали осмотр палат.

Никогда еще Данилову не приходилось так близко сталкиваться с тем, что называют в просторечии душевной болезнью. Палата за палатой, этаж за этажом раскрывали перед ним страшную тайну человеческого бытия. Он видел внешне вполне здоровых людей, которых мучили страшные малоизвестные недуги.

На втором этаже у окна сидел человек лет сорока в потертом больничном халате. Он смотрел в окно, и глаза его были отрешены от происходящего, светлы и счастливы. Он жил в другом, прекрасном и, видимо, добром мире.

– Что с ним? – спросил Данилов дежурного врача.

– Долго объяснять, – усмехнулся старичок-врач, – скажу одно: этот человек, в отличие от нас, счастлив.

На последнем этаже палаты были похожи на тюремные камеры. В них содержали буйных.

Один при проверке чуть не откусил Никитину ухо, еле оперативники оттащили.

Три часа длился обыск, Грека нигде не было.

Данилов сам начал обходить помещение.

– Подвал осматривали? – спросил он у Муравьева.

– Конечно, Иван Александрович.

– А это что за дверь?

– Там морг, – ответила за его спиной Нефедова.

– Осматривали?

– Никак нет, – удивленно ответил Муравьев.

– Откройте, – повернулся Данилов к Нефедовой.

– У меня нет ключа.

– А у кого он?

– У прозектора.

– Позовите его.

– Он придет после обеда.

– Никитин, – скомандовал Данилов.

Откуда-то из клубящегося в углах подвального мрака материализовался Колька Никитин с ломом, неведомо откуда взявшимся.

– Ломай, – приказал Данилов.

– Я не позволю! – крикнула Нефедова.

Данилов посмотрел на нее и понял, что они нашли Грека.

– Ломай.

Нефедова бросилась к дверям, словно хотела закрыть их, но двое оперативников скрутили ее.

Данилов сунул руку в карман ее халата и вынул ключ.

Морг был небольшой. Первая комната – прозекторская. На мраморном столе лежало то, что некоторое время назад было человеком.

Пахло формалином и еще чем-то сладковато-тошнотворным.

Данилов толкнул дверь в другую комнату. Постоял, давая глазам привыкнуть к темноте.

– Свет.

Оперативники зажгли фонари. На стеллаже лежало три трупа. Два мужских, один женский. В углу, на катафалке, лежал еще один, накрытый с головой простыней.

Наружу торчали только голые пятки.

– Все, Грек, – Данилов поднял маузер, – вставай.

Простыня откинулась, и Грек сел на катафалке, в руке у него был наган.

– Убью, падло, – прохрипел он.

– Если не бросишь наган, – спокойно сказал Данилов, – останешься здесь трупом навсегда.

Грек посмотрел на автоматы оперативников и бросил револьвер на пол.

– Берите, суки.

Данилов поднялся на первый этаж.

– Где телефон? – спросил он молодую девушку в несвежем халате.

– Вот в этой комнате.

Данилов вошел, плотно закрыл дверь, закурил. Потом достал из кармана кителя листок с телефоном и набрал номер.

– Аппарат комиссара госбезопасности Власика, полковник Далинин, – ответила трубка.

– Говорит подполковник милиции Данилов, комиссар приказал мне доложить ему в любое время.

– Ждите.

В трубке послышалось легкое гудение, потом раздался щелчок.

– Власик.

– Товарищ комиссар…

– Взял? – перебил его Власик.

– Так точно.

– Молодец.

Ти-ти-ти – запела трубка короткими гудками.

Июнь начался дождями. Стремительные и светлые, они врывались в город и так же быстро уходили.

Дожди вымыли Москву, и листва парков, бульваров, дворов была девственно свежа.

Данилова радовала такая погода, она напоминала ему о неизбежной осени, любимом времени года.

Войдя в кабинет, он распахнул окно, и влажный, пахнущий свежей листвой воздух постепенно выгонял из комнаты никотиновую горечь.