Нара Плотева - Бледный

— Должны узнавать! — сказала дочь. — Деда все узнают заранее! Вырасту — будут все меня узнавать!

— Храбрая дивчина! — смеялась Тоня.

— Я, Тоня, леди, — вздохнула дочь.

Виллы здешние не отгораживались стенами. Удалённые друг от друга, они свободно стояли то на лугах, то в парках.

Тестев дом был заслонён от дороги решёткой и можжевельниками. Въездной пост, поприветствовав их, распахнул ворота; ещё метров триста по розовой полосе внедрялись они в туман. Справа был сад, слева — пруд и лужайка для гольфа; выскочили и понеслись рядом холеные борзые. Перед трехэтажным с мансардами дворцом раскинулись клумбы. Цоколь был из гранита, выше рустической облицовкой шел фасад, сплошь розовый. Стёкла в розовых переплётах. С розовых черепиц капало, по углам — башни. «Форд» заехал на пандус, где давно, судя по влажным стёклам, ждал белоснежный, длинный, как и положено, таун-кар. Швейцары бежали к ним открыть дверцы. Дочь вылезала с помпой. Девяткин отказывался сознавать, что это чванное существо с язвительным языком — его дочь. Он сказал ей вслед.

— Дедушка привезёт тебя.

Девочка, шествовавшая к полукруглой лестнице, вдруг обернулась и, забыв, что играла в леди, кинулась к нему:

— Останься! Мы с тобой нигде не были. Ты работаешь, а потом у тебя дела. Подожди! Уроки кончатся, и мы поедем, маму возьмём. Куда-нибудь, пап! Куда-нибудь!

— Честно? — спросил он.

— Ну, пап!!!

— Ладно.

Он не хотел одиночества, но Лена спала, а с дочерью он, действительно, общался редко, в будни работал, по выходным же всегда уступал её деду. Того, что давал ей дед, Девяткин дать не мог. Дед с ней летал в Париж, в Грецию. Состязаться с ним не было средств. Да и сама дочь, хоть и твердила, что хочет быть с отцом, вмиг меняла решение, если дед предлагал прогуляться верхом на панде или лететь на ужин с Ди Каприо. В замке устроил комнату для внучки — она спала под балдахином и ела на серебре. Сейчас просит забрать её и льёт слёзы — а через час расхочет. Но Девяткин ей обещал. Он влез в «Форд», чтобы там её ждать, — не хотелось контактов с тестем. Вышел дворецкий, позвал его. Отказавшись, он продолжал сидеть, наблюдая, как из-за служб вдали — нескольких длинных зданий — выехал верховой в белом костюме. Узнал Влада, дядю Кати и брата Лены.

— Что не входишь? — Влад передал повод конюху. Он был в мать: сухощавый, черноволосый, длинный и с нервной мимикой; не угадать ни выражения лица его, ни реакций. Он говорил мало, но, если хотел, мысль формулировал чётко и поступал оптимально. Владел ресторанами в Москве, строительными компаниями, играл на бирже. К собственному капиталу в будущем рассчитывал пристегнуть наследство, ибо отец, передав ему бизнес, деньги не отдал, держал в банках. Лена рассказывала, что на них двоих с братом приходится миллионов двести. Жил Влад в Москве, у отца бывал на уикенд; присутствие его здесь в будни казалось странным.

— Зайдём? — повторил он.

— Не стоит, — отверг Девяткин. — Я не в том виде. Просто завёз дочь, просила дождаться. Маленькие эгоистки липучи.

— Верю, — ответил Влад. — Не только маленькие, — двинул он концом губ и, глядя в сторону, начал, как бы в раздумье: — Вот что… Лена звонила, вы собираете юбилей… В субботу? Я, к сожалению, с четверга в Германии, надо стёкол купить под эксклюзивный заказ… Вернусь — отпразднуем? — Он дождался кивка Девяткина. — А сейчас… Не обидишься, я просто передам подарки? Я бы заехал, но у отца в гостях бываю редко, неудобно его бросать и ехать к вам. Да и Лена… Я её видел пьяную, — улыбнулся он. — Отсыпается? Они с Дашей кутнули, но та и дьявола перепьёт… Отдам подарки? — Он щёлкнул пальцами и сказал что-то подбежавшему слуге. — Туман не к месту, — продолжал он, стуча хлыстиком по голенищу сапога. — Как бы мой вылет не задержали… Впрочем, я тогда поездом. Как живёшь? У меня дел — уйма. Но выбрался вот к отцу. Здесь сегодня вообще компания, я смотрю, мужская… — сказал он, глядя на окна замка. — Так… вот и он, наш друг.

Приблизился «Мерседес», водитель вытащил из багажника бензокосилку.

— Давай в твой «Форд»… — продолжал Влад. — Желаю вам жить вместе бессчётное число лет…

Они загрузили подарок в «Форд», Влад помогал указательным пальцем с холеным ногтем. «Мерседес» он отослал, но предварительно извлек оттуда коробочку.

— Это Лене. Чтобы ты знал — браслет. Сто тысяч, и не рублей… Всё же сестрица. Мы с ней дрались, помню, а вот теперь я люблю её… Будешь косить, а она — красотой блистать. Поздравляю! — сунул он Девяткину браслет.

— Но, Влад, сам мог заехать.

— Нет… — Глядя на окна, тот вновь постукивал о голенище хлыстом, прибавив тихо, чтобы не слышали: — Я особенно отношусь к вам. Это не очевидно — видимся редко и прочее… Но в душе, верь, — так. Возможно, когда разовьюсь… Но, может, раньше. Вынашиваю идею банк открыть, а тебя — главным. Это между нами. Банк даст возможность большей мобильности оборота средств… Мы ценим друг друга? — кинул он на Девяткина быстрый взгляд. — Деньги можно всегда достать, а надёжных партнёров — редко. Я твои трения с тестем вижу, но… старик в возрасте, с комплексами… и ментально, в конце концов, стар… Очень стар, хотя дай ему Бог сто лет. Считает, что дочь его — королева, а сам не собрал миллиарда в те годы, когда деньги легко из государственных банков перебрасывали в частные. Бог с ним, я не в укор. Некоторым отцы вообще ничего не дали… Петя, не в твой огород камень. Я обобщал. Твоя судьба многих сломала бы… Я вот не думаю, что смог бы разбогатеть с нуля… Дружба? — Влад ткнул Девяткину руку в белой перчатке и зашагал по лестнице, но, замедлив шаг, обернулся.

— Вот что… — сказал он, сводя брови, так что лоб пересекла морщина. В следующий миг он сбежал вниз, перебирая ногами в бриджах. — Ты, Петя, все-таки должен зайти.

— Нет.

— Ради меня и Лены.

Девяткин дивился Владу, и сестру-то видевшему редко, а его за десять лет — и вовсе несколько раз. Кроме этикетных фраз и пожатия вялых рук Девяткин не удостаивался от него внимания. На семейных обедах Влад на него не смотрел. Бензокосилку можно считать насмешкой, обнажавшей скрытое отношение. «Муж-мальчик, муж-слуга из жениных пажей…» — Девяткин чувствовал, что Влад рассматривает его именно под таким углом. Взятый в семью примак — вот что подчёркивала бензокосилка. Нынешнее внимание Влада и поражало, и настораживало. Девяткин глупцом не был. Обещанный пост директора, понимал он, — это фраза, не лучше прочих. Да, он мог получить пост — спустя лет десять, на то время, пока Влад не сыщет более подходящую личность, какую-нибудь пробивную мисс, как нынче в моде, чтоб совмещать приятное с полезным. Всё это очевидно. Плюс у Девяткина проблемы. Он напрягся и даже готов был, буркнув под нос «прощай», влезть в «Форд». Мешало сознание, что он мог бы помочь себе, и не только сближением с Владом. Может быть, в доме заговорят о сбитой девушке, и он тогда выяснит, как его видели. Видел ли тесть, что он клал руку на ноги спутницы? Он мог бы сам начать обсуждение, рассказав о следователе. Он и должен всё рассказать, раз член семьи.