Артур Крупенин - Ave Caesar! (Дело о римской монете)

В итоге этих размышлений Стольцев пришел к выводу о том, что абсолютно согласен со старшим другом и наставником по всем пунктам, кроме последнего. Он искренне считал, что великого завоевателя сгубило не коварство таинственных недругов, а банальный «скифский порок» – так греки метко называли нездоровую страсть к неразбавленному водой вину, еще тысячелетия назад справедливо заклеймив наших далеких предков алкашами. Если верить летописям, македонский царь накануне своей загадочной смерти всего за один день посетил аж два застолья. Изрядно выпив на первом сабантуе, Александр, согласно хроникам Диодора Сицилийского, во время второй вечеринки «обильно наливал себе неразбавленного вина», а под конец поднял и до дна выпил «большой Гераклов кубок» – а это, между прочим, по разным оценкам составляет от четырех до пяти литров! Так стоит ли удивляться тому, что прямо посреди пира царь взял и «внезапно» занемог?

Сразу после лекций Глеб отправился в кафе, где его уже поджидал Буре. Они часто перекусывали вместе, обсуждая последние события. Профессор как всегда выглядел комильфо: безупречный синий блейзер, светло-бежевые брюки из тонкой шерсти, белая сорочка и галстук-аскот, в повязывании которого Буре не было равных. Нынче аскот чаще именуют шейным платком, но не вздумайте так выразиться в обществе Буре. Он был бы глубоко оскорблен, ибо носил этот элегантный аксессуар исключительно как галстук, мягко затянутый прихотливым авторским узлом. «Тотальный денди», как звал его Глеб, был донельзя утончен, деликатен, воспитан и при этом прямодушен, бесстрашен и непримирим к грубости и любой несправедливости. Профессор кидался отстаивать свои принципы с горячностью молодого человека, хотя в этом году справил шестидесятипятилетний юбилей.

Буре заказал плотный обед из трех блюд. Глеб ограничился лишь крепким кофе. Артистично расправившись с первым, вторым и третьим, профессор отложил приборы и внимательно взглянул Глебу в глаза.

– Вы выглядите встревоженным, друг мой.

– Что верно, то верно. Дидаскале, я даже не знаю, с чего начать.

Борис Михайлович в свое время был научным руководителем Стольцева, и с тех пор Глеб нередко обращался к нему на древнегреческий манер: «дидаскале» – звательный падеж от слова «учитель». Так обращались к Христу его ученики в текстах Евангелия, что, конечно, весьма льстило профессору.

– Рекомендую начать с самой сути, – предложил Буре.

– Ну, если по сути, то после травмы я стал видеть и чувствовать чужие мысли.

Глеб испытующе посмотрел на коллегу. Ноль эмоций – Борис Михайлович всегда был блестящим игроком в покер. Хорошо. Теперь можно в подробностях.

– Даже нет, скорее не мысли, а некие, если можно так выразиться, мультимедийные образы. Я могу, представьте, видеть картины, чувствовать запахи, слышать звуки и испытывать самые разнообразные ощущения, уже когда-то кем-то пережитые.

Глеб снова всмотрелся в собеседника. В глазах профессора можно было прочитать все что угодно, кроме недоверия.

– И как же это происходит?

– Это случается при физическом контакте с человеком или предметом. Надо только научиться сосредоточиваться, чем я сейчас и занимаюсь. Хотя все это, признаюсь, порядком изматывает.

Профессор понимающе кивнул.

– А может, для начала стоит поучиться искусственно снижать остроту этого нового для вас органа чувств? В вашей ситуации это было бы очень полезно.

– Да, вы абсолютно правы. Мой психолог тоже об этом все время говорит.

– Психолог? – В голосе Буре впервые с начала разговора почувствовался легкий намек на удивление. Борис Михайлович прекрасно знал: Стольцев не из тех, кто любит поплакаться в жилетку, и уж если он позволил себе прибегнуть к посторонней помощи, значит, ему действительно приходится туго. – Голубчик, не стоит так переживать. Ведь у вас появилась новая способность. Причем уникальная.

– Да я сплю и вижу, как бы мне избавиться от этой уникальности.

– Друг мой, советую тщательно все обдумать. Не стоит резать курицу, несущую золотые яйца.

– Что вы имеете в виду?

– Мне представляется, что этот необычный дар может принести самые неожиданные плоды.

– Каким образом?

Буре задумчиво потеребил свою бородку.

– Уверен, время подскажет. Но, прежде чем думать о том, как избавиться от такого дара, для начала стоит хотя бы разобраться, в чем, собственно, он заключается. Я имею в виду чисто научный аспект.

А это и впрямь толковая мысль. Глеб приободрился.

– Да, было бы здорово, но как это сделать?

– Мы же с вами, батенька, не в кочегарке работаем, а в крупнейшем научном центре. Давайте попробуем привлечь коллег с соседних факультетов. Начнем с физфака или биофака. Хотя, пожалуй, нет. По университету пойдут ненужные слухи. Люди боятся всего, чего не понимают. – Тут Буре ударил в ладоши. – Эврика! Давайте съездим в ФИАН, он же здесь рядом, на Ленинском. У меня там, можно сказать, связи.

Конечно, Глеб был в курсе, где находится знаменитый Физический институт Академии наук, из стен которого вышли как минимум с десяток нобелевских лауреатов. Да, идея и впрямь неплохая. Опять же шанс утечки информации куда ниже. Глеб очень стеснялся слова «экстрасенс» и не хотел, чтобы в него тыкали пальцем – тем более студенты.

– А к кому мы там пойдем?

– К одному очень серьезному ученому.

– Да серьезные ученые меня просто на смех поднимут.

– Серьезные ученые вообще редко смеются, в особенности когда речь идет о неизученных явлениях науки. Нет, я уверен, такой разговор будет и вам полезен, и любопытен академику.

– Академику?

– Сюрприз, сюрприз.

– Вы думаете, он станет тратить время?

– Как миленький. – Буре хитро подмигнул. – Академик – мой сосед по даче. Недавно затеял перестройку и завалил мой забор. Так что за ним должок.

Оставив утреннюю почту без ответа, Бестужева весь день ломала голову над тем, что написать Стольцеву. Поздно вечером она подсела к ноутбуку, понимая, что дальше тянуть нельзя. После мучительных раздумий Марина решила отшутиться. Медленно, несколько раз переправляя написанное, она напечатала:

С минуту рассеянно поглядев на результат, Марина нажала на иконку «Доставить». Однако уже через секунду ей показалось, что послание вышло чересчур холодным и даже жеманным и что письмо Стольцева заслуживает совсем другого, куда более теплого ответа. Марина поспешно открыла папку «Исходящие» в надежде остановить отправку, но на ее глазах злосчастное сообщение самым подлым образом стремительно упорхнуло в бездонное чрево Всемирной сети.