Марина Серова - Куда уж хуже. Реквием заговорщикам (сборник)

Я смутно представляла, чем мы будем заниматься в этом Нагорном, что говорить и как себя вести. А то, что мы обязательно туда завтра отправимся, было несомненно. Я почему-то была уверена, что мы встретим там Машу. В одном я только сомневалась: связываться ли мне сейчас с Крысоловом, чтобы сообщить ему о своем намерении поехать завтра утром в Нагорное, или нет. И я решила не торопиться.

Мы вернулись на улицу Остужева и поднялись ко мне домой. Я постелила Павлу на маленьком диване, а сама легла на нормальную широкую кровать. После того, как был выключен свет, мысли мои приняли резко политический оборот. Я думала о таких вот молодых людях, как Маша со своим другом, которых при умелом использовании психологических рычагов можно убедить в самых невероятных и – главное – опасных вещах. Они же как губка впитывают все самое радикальное (я не зря упомянула об этом в присутствии Клавдии Михайловны, чтобы хотя бы прощупать основную концепцию и принципы ее политического движения), то, что сможет СРАЗУ изменить многое в нашей жизни. А если еще к этим тезисам присовокупить положения, основанные на инстинкте самосохранения, то источник раздражения народных масс будет в одночасье задушен руками вот такого молодняка. Говоря проще, если дать им в руки оружие и сказать, кого штурмовать, то может пролиться кровь многих тысяч людей.

Да, я согласна, что в стране не все в порядке. Но существует система управления государством, хорошо отлаженный механизм, который и не позволяет одурманить молодежь подобной идеей. Она сразу же пресекается в корне. Пусть уж лучше одурманиваются марихуаной или кокаином. Так безопаснее. Правда, умирают пачками. Но пусть уж лучше умирают, чем с оружием в руках убивают инакомыслящих. Так считает правительство. Но Рюрик, с которым мне еще предстояло познакомиться, очевидно, думает иначе. Он каким-то образом привлекает к себе молодежь… Но как? Что такого он им вкладывает в сознание, если даже такое избалованное существо, как Маша, ударилось в политику? Это было более чем интересно.

Мне даже расхотелось спать. Я встала и пошла на кухню. Вскипятила чай, ужасно огорчилась, выяснив, что мы забыли заехать в магазин, чтобы купить провизии. А ночью с бутербродами так хорошо думается…

Я догрызла булочку и вернулась в постель. Теперь мысли мои приняли прямо противоположное направление. Я не верила Павлу. Никакой он не друг Вику. Он просто пользуется тем, что нет в живых Вика и Жени, которые могли бы подтвердить его причастность к покупке (вернее, не-покупке) акций и, главное, к пятидесяти миллионам рублей. Да что я, собственно, мучаюсь? Это же так просто узнать.

Я снова выбралась из постели, закрылась на кухне и позвонила Крысолову.

Он почти моментально взял трубку.

– Василий Федорович. Это я.

– Слушаю тебя. Как дела? Почему звонишь в такое время? Нашла Машу?

– Скажите, я могу на вас рассчитывать, если Маша отыщется завтра? Мне не нужно никаких гонораров. Мне только будет необходима ваша помощь: транспорт и беспрекословное повиновение ваших людей.

– Слушать тебя одно удовольствие. Да если ты отыщешь Машку, я сделаю для тебя все.

– И еще. Мне нужна информация по фирме «Восток».

– Это мои люди. И что же?

– Нужно выяснить, не давали ли в долг некоему Павлу пятьдесят «лимонов» наличными. И если давали, то сколько там набежало?

– Перезвони мне минут через десять, хорошо?

– Хорошо.

Я положила трубку. За десять минут я успею сбегать в ларек за банкой шпрот и каким-нибудь кексом. Но внутренний голос хмыкнул презрительно и напомнил мне, что по ночам есть вредно, а главное – это говорит о моей слабости. Что поделать, слаб человек.

Десять минут превратились для меня в целый час. Наконец я снова набрала номер.

– Ты слушаешь меня? Да, действительно, Павел Худяков, служащий этой фирмы, взял в долг ровно пятьдесят миллионов рублей, чтобы съездить в Москву и купить акции. Но он никуда не поехал, а отдал эти деньги своему другу Виктору Дубинскому. Виктор поехал в Москву, и мы не знаем, с каким результатом он возвратился обратно. Худяков деньги не вернул, он вообще исчез. А набежало там чуть больше ста пятидесяти «лимонов». Ты хочешь, чтобы я погасил этот долг?

– Мне нужен словесный портрет Павла Худякова.

– Хорошо. Я сделаю это для тебя. Перезвони мне еще через десять минут.

Я отключилась. Посмотрела на часы. И в эту минуту дверь кухни отворилась, и показался заспанный Павел.

– Что-нибудь случилось?

– Нет, с чего ты взял? Все в порядке. Иди ложись. Я скоро приду.

– Ты звонила кому-то?

– Нет, просто хотела перекусить, а у нас хоть шаром покати.

– Я могу принести тебе… Возле дома два ларька – ночная торговля. Достижение демократии, скажем…

– Вот и ты тоже стал мыслить политическими категориями. – Я сделала вид, что мне смешно. Но на самом деле мне было не до смеха. Через восемь минут мне нужно будет связаться с Крысоловом, а на кухне стоит Павел Худяков, словесный портрет которого я и хочу услышать. – Да, действительно. Сходи, будь другом.

– Что тебе взять?

– Что хочешь. Только посмотри срок годности.

– Если меня долго не будет, значит, меня убили, – спокойно, словно речь шла о чем-то обыденном, проговорил Павел. Он все еще верил в могущество людей, которым он так крепко задолжал. Наверно, это страшно – жить вот так, под прицелом. Он ушел, а я сразу же связалась с Василием Федоровичем.

– Слушай: высокий, светловолосый, лицо такое, словно он съел килограмм лимонов.

– Особых примет нет?

– Есть. До баб охоч. До денег тоже. Еще мне сказали, что кто-то убил его друга, Виктора Дубинского. Возможно – он. Потому что убийство и его исчезновение произошли в один день… Если он тебе нужен, мы тебе его найдем. Если же он тебе нужен в другом плане – то скажи, мы его не тронем. Я ведь не знаю, чего ты хочешь.

– Спасибо. Пусть пока остановят счетчик. А дальше я разберусь сама. И если его найдут – тоже пускай пока не трогают. Он завязан с одним делом, которое я расследую.

– Ты мне Машку ищи, поняла?

– Машку я уже почти нашла.

– Где она?

– Пока промолчу. До завтра.

– Как скажешь.

В прихожей послышался шум: это пришел Павел. Высокий, светловолосый, который «охоч до баб». Тогда непонятно: я, что ли, мужик?

– Там без денег не дают, – сказал он мне, вываливая из пакета банки и свертки.

– А как же ты взял?

– Ребята наши одолжили.

– Вот, возьми и отнеси им, еще чего не хватало – быть в долгу у них… – Я дала Павлу деньги, он ушел, а я принялась открывать консервы.

А не слишком ли самоуверенно я вела себя с Василием Федоровичем? Не переоценила ли свои силы? А что, если мы завтра не увидим Машку? Да, но ведь утром-то она кормится горячим шоколадом и равиолями. Хорошо, что вспомнила. Вот как полезно по ночам предаваться чревоугодию. Вернулся Павел.