Мария Жукова-Гладкова - Ненависть начинается с любви

– Может, в нем было что-то человеческое?

– Он уважал силу – и физическую, и внутреннюю. Он уважал личностей. Тот русский парень, простой солдатик из русской глубинки, был личностью. Кстати, парнишка жив. Конечно, теперь он не парнишка. Он – фермер. Я сюжет про него в прошлом году делал. Говорит, что смог преодолеть все трудности в мирной жизни благодаря тому, что пережил в Чечне. Но это опять же другая история… Давай вернемся к нашему бармену. Тип мутный. Я как узнал про его родословную, так сразу же сделал стойку боевого пса. Вспомнил того типа, про которого тебе только что рассказал.

– А где сейчас тот чечено-литовец? – спросила я. – Или где был в последний раз, когда ты про него слышал?

– Где сейчас – не знаю. Даже не знаю, жив или нет. Знаю, что успел потрудиться на один южно-африканский концерн, специализирующийся на алмазах. Такие люди всегда нужны, в мире на них есть спрос. Всегда был и всегда будет.

– Тебе удалось выяснить прошлое нашего бармена? Ведь, наверное, его проверяла и служба безопасности Галтовского. Не мог Роман Борисович абы кого взять! Тем более на должность бармена, который коктейли мешает!

– Варя, я не могу понять, что затеял Галтовский. А я не люблю, когда чего-то не понимаю. Мне, знаешь ли, моя жизнь очень дорога. И я планирую еще пожить – долго, счастливо, интересно. Я вообще ни за что не собираюсь отдавать свою жизнь. Ни за что и ни за кого. Нет таких людей и нет таких идеалов, за которые я бы отдал жизнь. И Родины такой, за которую стоит отдавать жизнь, сейчас, по-моему, нет. Раньше была, и люди за нее сражались и жертвовали собой. И идеалы были. А сейчас есть страна, которую разворовывают чиновники и депутаты, в которой самый большой конкурс в академию госслужбы, самая выгодная работа – быть чиновником или депутатом. Да, при советской власти чиновники определенного ранга жили как при коммунизме, но знали, что если где-то обделаются, то лишатся всего. И знали, что если рухнет система в целом, то запасного аэродрома у них нет. Не было ни вилл во Франции и Испании, ни счетов в швейцарских банках. А сейчас у них у всех что-то есть в другой стране, которой они готовы служить. И мне за эту Родину жизнь отдавать? Увольте.

Я погладила Володю по руке, чтобы он немного успокоился. Он на самом деле завелся. Он, конечно, общался с чиновниками гораздо больше, чем я, но ведь у любого нормального человека расплодившиеся чиновники, живущие как никогда вольготно и безнаказанно, вызывают негодование.

– У Галтовского есть своя служба безопасности. Зачем ему еще этот бармен? Для особых поручений? – спросила я.

– Не знаю. Кстати, ты его мысли читала?

Я покачала головой.

– А почему? – спросил Володя.

– Потому что мне хочется прикасаться не ко всем мужчинам, а только к вполне определенным!

Володя легко рассмеялся и накрыл мои губы своими.

Какое-то время мы целовались и обнимались. Дальше не заходили – все-таки мы находились на открытой палубе, куда мог прийти кто угодно. Я думала о том, что в Петербурге сейчас явно мерзкая погода, как и на моей малой родине. Я и предположить не могла, что в это время года буду находиться в тепле, на море, вдыхать чистый, пахнущий солью воздух, сидеть у бассейна, на яхте, в обнимку с мужчиной, который мне нравится… Да еще и с мужчиной, которого раньше видела по телевизору. Я не напрягалась, а, наоборот, расслабилась, поэтому не могла прочесть его мысли, да и не хотела. Я хотела быть просто женщиной, которую обнимают сильные мужские руки. Пусть он и не собирается отдавать за меня свою жизнь. Я вообще не хочу, чтобы он отдавал жизнь. Я хочу, чтобы он жил!

Но внезапно голову пронзила мысль об Ангелине. Я напряглась, и это мгновенно почувствовал Володя.

– Уловила какой-то сигнал из космоса? – спросил он.

– Я не ловлю сигналов из космоса. Я даже не могу…

Я вспомнила про обыск у себя в каюте – и рассказала про него Сумрачному. Потом поведала про взрыв самолета, про бабу Лиду – в общем, все, что случилось со мной в последнее время. Он слушал очень внимательно, время от времени задавая уточняющие вопросы.

– Твои братья – или один брат – занимаются какими-то темными делами, – сделал вывод Володя после того, как я закончила рассказ. – Что есть ценного в вашей местности? Может, золотые жилы, и народ тайно моет золотишко?

– Отродясь у нас не было никаких драгоценных металлов, камней и вообще полезных ископаемых. Глина есть, песок, известняк. Ничего по-настоящему ценного! И если бы у нас нефть или газ обнаружили, то мне бы это каждый второй, если не каждый первый рассказал, пока я там была. И баба Лида бы знала.

– Антиквариат?

– Володя, ты о чем? Ты хоть представляешь, где находится моя малая родина и кто там жил и живет? Икон старинных даже ни у кого не сохранилось. Советская власть же по нашим местам плугом прошлась с раскулачиванием и коллективизацией. Всех попов в лучшем случае в ссылку отправили, церкви только в недавнем прошлом восстанавливать стали. В деревне было бы не скрыть, если бы кто-то верующий оставался. Да и даже до революции в наших местах богатые люди не жили, дворцов не строили. Конечно, какие-то помещики были, но не осталось ни одной усадьбы! И не могло в этих усадьбах храниться что-то, на самом деле представляющее ценность. У нас даже в советские времена в ближайшей деревне памятника Ленину не было! Только в районном центре.

Володя усмехнулся и сказал:

– Варя, остаются наркотики. Травка у вас вполне может какая-то произрастать. А на хуторе без лишних глаз можно устроить маленькую лабораторию по ее переработке во что-то более серьезное. Что мне тебе объяснять? Лаборатория на самом деле может быть маленькая, но давать большой доход – по меркам твоих братьев. Какое у тебя сложилось впечатление? Они зажиточно живут?

– Ну, неплохо. Я даже вначале удивилась. Но я ведь столько времени дома не была! Жизнь-то как изменилась.

– Можно на все то, что ты увидела, заработать фермерством?

– Не знаю. Но в любом случае груз не мог сохраниться в огне! Если это была наркота, то точно все сгорело! Самолет полыхал как факел!

– Я и не говорю, что что-то осталось. Но ты – единственная выжившая. Возможно, тебя хотели просто поспрашивать. Что ты видела? Что слышала? Твои братья – и другие люди, замешанные в этом деле, – явно понимают, что не ты взорвала самолет. Хотя бы потому, что сама в нем находилась. Но ты могла стать свидетельницей… чего-то.

– Володя, мою каюту обыскивали! Здесь, на этой яхте. Значит, считают, что я забрала груз с собой. Ну неужели думают, что я такая дура, что потащила с собой в круиз пакет с наркотой?! Где я ее здесь продать-то могу?

– Я не знаю, почему обыскивали твою каюту, Варя… Людей, связанных с твоими братьями, тут быть не может – насколько я понимаю возможные масштабы их операций. Хотя кто знает, в какую цепочку они включены? Как я уже тебе говорил, я пытаюсь понять, что тут происходит.