Андрей Анисимов - Проценты кровью

Виктор Иннокентьевич появился минут через сорок. Суворов был бледнее обычного и стал заметно прихрамывать. Последние несколько лет его хромота почти не проявлялась. Виктор Иннокентьевич занимался специальной лечебной гимнастикой и добился удивительных результатов. Даже врачи поражались его исцелению. Сегодня же он хромал так же, как и десять лет назад. Криминалист снял длинный утепленный плащ и поставил на стол пластиковый пакет.

– Таня, давай сюда, – позвал он Назарову и начал доставать из пакета банки и коробочки.

– Что это, Виктор Иннокентьевич? – не поняла Таня.

– Еда, – коротко ответил Суворов и, подкатив к своему столу кресло на колесиках, указал на него девушке. – Садись и ешь.

– А вы? – спросила Таня, проглатывая слюну. Поджаренные и еще теплые котлеты и салат пробудили дремавший аппетит.

– Я из дома. Меня там кормили, – ответил Суворов и уселся на свой стул.

Таня покорно опустилась в кресло и стала быстро уничтожать неожиданный ужин. Виктор Иннокентьевич сидел и смотрел на стену. Там красовался гигант Владимиров, поднимавший тяжеленную штангу. Много лет назад Суворов вырезал из «Огонька» фотографию атлета и повесил над своим столом. Но фотографии Виктор Иннокентьевич не видел. Он смотрел перед собой и думал.

– Спасибо, я поела, – сообщила Таня стеснительным тоном. Баночки и коробки опустели. – Я помою, – сказала девушка и понесла посуду к раковине.

– Взяла отпечатки? – безразлично поинтересовался Суворов.

– С двоих. Все пальчики соберу не раньше, чем к концу недели, – ответила младший лейтенант, намыливая тарелку.

– Работай без спешки, – разрешил патрон. – Завтра воскресенье, можешь отдохнуть. В понедельник – как всегда.

– Вы завтра на работу не придете? – удивилась Таня.

– Нет. Все, что можно было сделать по горячему, мы сделали, – сказал Суворов, вставая.

– Что пистолет? – поинтересовалась Назарова, обтирая руки о свои джинсы.

– Ничего. Все подчищено. Работали тщательно и следы уничтожили грамотно. – Виктор Иннокентьевич говорил медленно, думая о чем-то своем.

– Выходит, я ходила на стадион впустую, – огорчилась Таня.

– Работа никогда не бывает впустую, – назидательно заметил криминалист и, положив Тане руку на плечо, тихо сказал: – Девочка, отрицательный результат тоже результат. Это классика. – Потом посмотрел Тане в лицо и, углядев покрасневшие от слез веки, погладил ее по голове. – Тяжело тебе, милая. Крепись. Крутикова не вернешь, но ты еще молодая, все у тебя будет хорошо.

– Виктор Иннокентьевич, у меня есть одно подозрение, но я боюсь его вам высказывать. Слишком оно может показаться личным и наивным, – набралась смелости Таня.

В усталом взгляде Суворова появился заинтересованный блеск.

– Перед тем когда Сережу… Крутикова нашли, мы с ним в кафе сидели.

– Ты это в докладной записке писала, – напомнил Суворов.

– Этого я не писала, да и не думала тогда. Я с работы возвращалась и решила в это кафе зайти… Ну, как бы в память о нашей встрече.

Суворов понимающе кивнул.

– Села и думаю о своем. О Сереже, конечно. Вдруг чувствую, на меня смотрят. Подняла голову, а буфетчица за стойкой даже вздрогнула. Побледнела вся, и страх в глазах. Я нутром почувствовала: знает она убийцу.

– Очень любопытно. Но, увы, Сиротин не поймет, – покачал головой Виктор Иннокентьевич.

– Значит, ничего сделать нельзя? – тихо проговорила Таня.

– Подумаем, – ответил Суворов и, немного помолчав, сказал: – Теперь езжай отдыхать.

– А вы? – спросила Таня и, отметив бледность и темные круги под глазами своего руководителя, посочувствовала: – Вы такой усталый. Вам бы пора домой.

– Еще немного поработаю и последую твоему совету, – заверил Суворов и, подойдя к вешалке, подал Тане ее плащ.

Небольшая квартира Ерожина в Чертанове Наде нравилась. Она здесь жила хозяйкой, и это новое состояние, поначалу вроде игры, перерастало в ответственное чувство хранительницы очага. Правда, очаг на кухне подполковника был электрическим и требовал привычки. Надя долго не могла сообразить, что выключенная конфорка по инерции продолжает жарить продукт. Но через месяц молодая хозяйка эту премудрость усвоила. Петр Григорьевич оказался на редкость непривередливым супругом. Он нахваливал любое блюдо, что ему подавали, хотя хозяйка не была уверена, понимает ли любимый, что кладет в рот.

Сегодня Надя спешила. Ей хотелось успеть с трапезой к приезду Ерожина. Она снова обрела отца и мать и желала это отметить. Поняв, что Аксеновы ее приемные родители, Надя испугалась и удрала. Где проводила время девушка, пока не позвонила в дверь Ерожина, она никому не говорила. Это была ее тайна. Надя хотела рассказать все Петру, и не решалась. За время этого побега в ее жизнь вошел другой мужчина. Нельзя сказать, чтобы девушка влюбилась, но место в ее душе этот мужчина занял.

Сегодня Надя была счастлива. Родители любят ее, и ничего не изменилось в их отношении к неродной дочке. Молодая женщина вспоминала, как билось сердце матери, когда они обнялись в прихожей генерала Грыжина. Так биться может только любящее сердце. А лицо бабушки, когда та увидела штамп в Надином паспорте? Разве может так реагировать чужой человек? Марфа Ильинична надела очки, долго изучала документ, затем строго взглянула на внучку и изрекла: «А свадьба?» Надя начала объяснять, что они с Петром решили в тягостное для семьи время тихо сходить и расписаться. «В следующее воскресенье зову гостей на свадьбу, – заявила генеральша и, оглядев притихшее семейство, предупредила: – И своих друзей-стариков позову. Пусть порадуются за старую вдову. Я многих годами не видела, а здесь повод».

Три коротких звонка в прихожей перебили воспоминание о родительском доме. Так звонил только Ерожин, и Надя, вытирая руки о маленькое кухонное полотенце, вприпрыжку побежала открывать. Петр Григорьевич видно уловил настроение молодой жены и явился с букетом роз, шампанским и целой коробкой всевозможных деликатесов.

– Куда столько?! Ты назвал гостей? – закричала Надя, впуская в квартиру мужа.

– Какие гости?! Я тебя вечность не видел, – возмутился Ерожин.

– По-моему, ты вчера до поездки к своему Грыжину, все успел… – кокетливо сказала Надя, унося на кухню цветы и продукты.

– Ты считаешь все?! – искренне изумился Ерожин.

– Мне так показалось, – улыбнулась Надя и, обхватив Петра Григорьевича за шею, повисла на нем, болтая ногами. Ерожин обнял жену, нашел губы и долго не мог оторваться. Потом, не снимая плаща, отнес Надю на тахту, аккуратно опустил и стал сбрасывать с себя одежду. На пол полетели плащ, твидовый бизнес-пиджак, сорочка. Брюки спали сами собой. Оставшись в галстуке, Ерожин почувствовал запах дыма и, покрутив головой, сказал: