Андрей Анисимов - Проценты кровью

Оставив команду дорабатывать лесок, Никита Васильевич, как водится, не простившись, велел везти его в город. По дороге он связался с паспортным столом и выяснил, где прописан Егор Шемягин. Не заезжая в управление, Бобров прямиком направился на Таганку. Позвонив в дверь дома на Марксистской улице, он опасался встретиться с вдовой, но открыл ему пожилой мужчина. Бобров показал удостоверение и попросил разрешения войти.

Мужчиной оказался отец Егора, Александр Ильич Шемягин. Хозяин не выразил никаких чувств по поводу появления полковника милиции, а молчаливым жестом указал на дверь гостиной. Мать убитого отсутствовала. Как потом узнал Бобров, женщина помогала дочери, сестре артиста, с маленьким ребенком в квартире зятя. Дом Шемягиных никак не походил на салон кинозвезды и выглядел стандартным жилищем московской трудовой интеллигенции. Мать Егора работала старшей медицинской сестрой в госпитале, а отец – помощником мастера цеха на обувной фабрике. Бобров вскоре узнал, что сын редко бывает у родителей, а живет у женщины. Отношения их никак не оформлены, но тянутся уже несколько лет. Бобров не смог выяснить адрес, по которому Шемягин жил де-факто, потому что родители Егора адрес не знали. Знал отец артиста лишь имя женщины, с которой, по его словам, «путался» их сын. Женщину звали Соней, и папаша этой Сони ходил в больших начальниках.

– Кажется, по вашему ведомству шишка, – припоминал Александр Ильич.

Бобров выяснил, что хотел, и наконец сообщил Александру Ильичу горестную весть. Видимой реакции на страшное известие у родителя кинозвезды Бобров не заметил, что даже у старого сыщика вызвало некоторое удивление.

– Он для нас с матерью умер давно, – сурово признался Александр Ильич. – Виноват я сам. Хотел мужика вырастить, а вырастил проститутку. Полковник не стал уточнять причину подобного отношения отца к сыну, а быстро попрощался и вышел на улицу.

К вечеру лаборатория выдала первые результаты. Боброва они удивили. На пистолете остались отчетливые отпечатки пальцев самого артиста, а в его крови заметная доля спиртного. Версия напрашивалась веселая: напился и застрелился.

Представители богемы нередко экзальтированны и непредсказуемы. Поэтому версию о самоубийстве Бобров полностью отвергать не стал. Но две странности приметил. Первая – как. Шемягин попал в лесок? Никита Васильевич рассуждал так: «Если артист приехал на такси, то значит, мысль о самоубийстве он вынашивал заранее. Почему тогда он выбрал именно этот лес? Обычно артистические натуры если и задумывают уйти из мира живых, то стараются сделать это эффектно. А тут ни души и, случись снегопад, труп мог бы остаться до весны незамеченным».

Второй странностью, по мнению Никиты Васильевича, явилась пачка «Мальборо». Если смотреть на дело по-житейски, то ничего удивительного в том, что артист курил американские сигареты, конечно, нет. И вовсе не это озадачило полковника. Ему показалось невероятным желание самоубийцы проверить оружие на меткость огня, перед тем как пустить себе пулю в лоб. На пачке тоже остались отпечатки пальцев Шемяги-на. Выходит, что он перед смертью упражнялся в меткости… – Бобров подозревал, что люди искусства сильно отличаются от простых смертных, но чтобы уж до такой степени – не верил.

В конце рабочего дня маленькое застолье начальник все же организовал, но выпили не за его здоровье, а за упокой Шемягина. Егор сыграл в сериале роль следователя, и его уход из жизни некоторым образом профессионально касался присутствующих. Недостаток внимания к личному торжеству полковника с лихвой компенсировался в мансарде на Масловке. Кира постаралась с ужином, и они очень мило провели вечер, строя планы на будущую совместную жизнь.

На следующее утро начальнику отдела раскрытия убийств пришлось дать сведения в прессу. Вместе с пресс-секретарем Петровки они сочинили уклончивое сообщение: «Вчера, при невыясненных обстоятельствах, погиб артист Егор Шемягин», и все. Днем журналисты обрывали телефон Боброва. Никита Васильевич спрятался и никому никаких интервью не давал. Полковник ждал только одного звонка. Он хотел услышать голос Сони, дочери таинственной шишки из их ведомства. Но женщина, с которой, по словам Ше-мягина-старшего, «путался» их сын, не позвонила. Нашлась Соня только в воскресенье и к огорчению Боброва, не сама Соня, ее труп. А огорчило полковника известие, что злополучная Соня ни больше ни меньше, а дочка генерала Грыжина. Нашли ее не работники уголовного розыска, а брат Сони Николай Грыжин. Он заехал за сестрой, о чем они заранее условились, и долго звонил в дверь. Сестра не открывала. У Николая имелся ключ от квартиры, и он, не дождавшись реакции сестры, открыл дверь своим ключом. Софья Ивановна Кадкова, урожденная Грыжина, лежала в своей постели с простреленным сердцем. Никаких следов грабежа или взлома в квартире брат покойной не обнаружил. Не обнаружили их и сотрудники Боброва. Соня была застрелена из того же пистолета, что нашли возле мертвого артиста.

Никита Васильевич прервал свой воскресный отдых и поехал на работу. Он даже не ворчал, что ему помешали полноценно провести выходной. Бобров сохранил к отставному заместителю министра человеческую симпатию и ему было искренне жаль генерала.

Теперь загадочная смерть в подмосковном лесочке получала объяснение. Шемягин застрелил свою подругу и покончил с собой. О чем Николай Грыжин и поведал отцу, заехав с тяжелой вестью на финал семейного торжества в дом Аксенова.

К концу дня в управление прикатил Ерожин. Петр Григорьевич попал на место происшествия, и у него имелась своя версия преступления. Подполковник не верил в самоубийство артиста. Не верил он и в то, что Соню застрелил Шемягин.

– Я же тебе говорил, в Москве бродит освобожденный после тюрьмы Эдик Кадков. Это он ограбил и размолотил мою квартиру, и он же пристрелил Соню. Кадков мстит всем, кто причастен к его аресту. Месть, идея фикс преступника, – доказывал подполковник.

– Как объяснить отпечатки на пистолете?! – спорил Бобров. – У меня факты, у тебя предположения.

– С ходу объяснить не могу, надо работать. Но готов голову положить под топор, что двойное убийство задумано и совершено Кадковым, – не сдавался Петр Григорьевич. Так ничего не доказав Боброву, Ерожин решил возвращаться в Новгород. Он считал, что основные улики надо добывать там.

К полудню следующего дня дело приняло неожиданный оборот, и к словам Ерожина Никита Васильевич вынужден был отнестись серьезнее.

Пистолет, из которого стреляли в пачку «Мальборо», голову Шемягина и в сердце Сони, оказался зарегистрированным и числился он за хозяином частного новгородского ресторана Арно Мясаковичем Бабояном. Когда к обеду баллисты принесли эту новость Боброву, он сразу вспомнил о Петре. Полковник сопоставил слова Петра Григорьевича о том, что его квартиру разгромил бывший пасынок Сони Кадковой, присовокупил туда пистолет из Новгорода и стал набирать мобильный номер Петра. Но Ерожин оказался вне зоны связи. Тогда Бобров послал факс в новгородское Управление внутренних дел и подал заявку на Кадкова в общероссийский розыск.