Александр Аде - Зима мести и печали

И правильно сделал, что не гнал лошадей. Вчера, вернувшись из офиса в коттедж, он застал дочку шушукающейся с Клавдией. Завидев его, Клавдия встала и удалилась, поджав губы. Людмила осталась, глядя на отца странным взглядом, решительным и смятенным, но он не заметил ее состояния, настроение окружающих его не заботило.

– Чего одна? – спросил, удобно расположившись на любимом диване. – Внучков бы привезла.

Ему нравилось ощущать себя грозным и благодушным, карающим и милующим – главой семейства, вершителем судеб. Он расслабился, разомлел, и когда Людмила без предисловия выпалила, что решила с мужем разойтись, не сразу понял, о чем речь.

– То есть как разойтись? – и загремел, побагровев: – Да ты, дурында, ума лишилась! Сейчас сниму ремень и всыплю по твоей жирной заднице! Ах ты, шалава! У тебя такой мужик, его только на божницу посадить да молиться, а ты!..

От бешенства он перестал подыскивать литературные слова, что делал с немалым трудом, и перешел на привычный мат, разбавленный блатной феней. Людмила заплакала и призналась, что супруг ей изменяет. Она мирилась с этим почти десять лет, чуть не с первого дня женитьбы, сейчас ее терпению настал конец.

– Что ж ты раньше не сказала, – пожурил ее Кот.

– Стыдно было, – ответила Людмила, шмыгая толстым носом.

– Зря. Стыдиться тут нечего. Ну, он у меня попляшет, кобель! Но пойми и ты. Мужикам одной бабы мало. Так уж они устроены. Давай-ка сделаем вот что. Я с Борькой твоим хорошенько поговорю, станет как шелковый, а ты его простишь.

Произнеся эту краткую дипломатическую речь, Кот отвалился на спинку дивана, довольный своей ролью миротворца. Но все оказалось куда сложнее. Дочь вытерла платочком слезы и заявила, что влюблена.

Час от часу не легче!

– Кто… он? – только и сумел выговорить Кот.

– Режиссер, – с готовностью ответила Людмила. – Знаешь, пап, он такой замечательный фильм собирается снимать! Только денег пока нет…

Это было уже слишком. С молодой прытью Кот вскочил с дивана и, потрясая кулаками перед самым лицом дочери, принялся поливать ее матом, как из шланга. Беспорточник, голодранец оболтал эту безмозглую корову, присосаться к его капиталам надумал! Фильмишки, паскуда, хочет на его кровные клепать!..

Кот заканчивает трапезу. В зальчике для значительных особ кроме него никого нет. Лишь двое охранников стоят неподалеку от шефа, сторожа его покой. Кот припоминает, как упрямо затвердели серые выпуклые – копия его – глаза Людмилы, когда заявил ей, чтобы думать забыла о режиссере. «Корова коровой, а все-таки моя кровь, – с гордостью думает он, – не гнется, не ломается. Но с режиссером надо решать и побыстрее».

Он достает мобильник.

– Слышь, Королек. Моя-то старшая, Людмилка, чего удумала. Хочет со своим благоверным разбежаться. Нашла себе задрипанного хахаля. Задание тебе. Выясни, кто такой, женат, не женат. И вообще, чем больше о нем узнаешь, тем лучше. Даю тебе три дня срока. Управишься?.. Лады.

Он складывает сотовый, кажущийся крошечным в его лапе, и задумывается. Теперь о Корольке. Вроде бы парень надежный. Но Кот нюхом чует, что-то тут не так. Слишком уж правильный. Такому западло должно быть трудиться на бывшего зека. Уж не засланный ли это казачок? Стоит еще разок проверить и хорошенько.

Но, главное, надо разобраться с шакалами, которые смеют тявкать, что он, Кот, завалил Царя. Ничего, он раздавит этих пидоров, как бульдозер, мокрого места не останется! И все же, самоуверенно гневаясь, Кот с горькой обреченностью понимает: пересуды, что убийца Царя – он, не остановить, всех не передавишь. « Царь-Царь, мы ж с тобой корешатами были, а теперь ты в землице сырой, а меня твоим душегубом числят».

Помрачнев, он поднимается из-за стола и движется к выходу. Телохранители тенями следуют за ним. Он ступает твердо, слегка косолапя, кривя остроносые, начищенные до блеска штиблеты, натирающие мозоли на его обрубышах-ступнях. Он никому не уступает дорогу. Ему уступают.

Так же тяжело и уверенно шагает он под ярко-голубым открыточным небом. Пальто расстегнуто – на улице тепло, около ноля. Снег еще сияет на солнце, но кажется несвежим, засохшим, как лежалый торт, а на пригреве уже постукивает капель, и из водосточной трубы маленького особнячка бежит вода. Неподалеку, во дворе возле переполненных мусорных баков валяются груды отбросов, куда на пиршество слетелись голуби и воробьи. В воздухе звенит неистовый щебет птиц.

Кот влезает в вишнево-серебристый джип, который купил год назад, выбирал вместе с Клавдией. Один из охранников садится возле водителя, второй – рядом с боссом.

– Поехали, – велит Кот коротко и властно.

Это слово, как некогда Гагарина, возносит его в вихре небесного грома и огня. Испуганно шарахаются от взрыва оказавшиеся неподалеку прохожие. Кричит, схватившись за щеку, старуха, раненная осколком стекла…

Через короткое время двое любопытных – бедновато одетые мужчина и женщина – опасливо приближаются к еще дымящемуся, почернелому, искореженному коробу и заглядывают внутрь, содрогаясь от сладкой жути…

* * *

Вот уж не думал, не гадал, что такое случится. Оказывается, шеф давал мне ценные указания чуть не за полчаса до своего героического капута. Как на фронте, честное слово. Между прочим, стоило только Коту пожелать, чтобы вместе с водилой, Степой и Воронком в джипе сидел верный Королек, на один трупешник было бы больше. Ох, и паршивая эта должность – сявка у крутого мафиозы. Поди разбери, когда и где его прихлопнут, а заодно и тебя. А мне, признаться, не хотелось бы отдать единственную жизнь за этого борова.

Безвременная смертяшка магната сильно взволновала наши городские СМИ. Мусолят две темы. Первая: кто убил? Предположения самые разные, но, в основном, намекают на злодея Принца, на кого ж еще? Вторая: кто же все-таки станет владельцем безразмерного хозяйства Кота? Домыслов здесь не меньше: в отличие от Царя, воспитавшего себе смену, Кот о преемнике не позаботился. Похоже, отмерил себе триста с гаком лет жизни, как у черепахи Тортиллы.

Отпели Кота в лучшем храме города с достоинством, благочинием и смиренной скорбью. Постарались батюшки, расчистили бандюгану дорогу в рай. Не стежку какую-нибудь – автостраду, широкую, зеркально-гладкую. Вот только ждут ли его там, в раю, и встретят ли хлебом-солью? Не уверен.

Гостиная в коттедже Кота переливается всеми оттенками красного, как исполинский рубин. Пионерского кумачового цвета столько, что хватило бы на небольшую первомайскую демонстрацию. Натоплено – не продохнуть. И это притом, что невероятных размеров камин холоден, как покойный Кот, и поленья лежат в нем только для вида, насыщая воздух тревожными запахами леса. Расставленная по периметру темно-коричневая мебель внушительна, как и сам усопший хозяин.