Александр Аде - Осень надежды

– Убивец-то? Так объясняю же, темнотища была. Да он еще капюшон на башку накинул. Когда мимо меня пробежал, я прямо-таки обмер. Ну, думаю, заметит – мне капец. Но он промчался, как вихрь. А куда – понятия не имею. Ускакал он, а я ноги в руки и пошел. И сам не знаю, в какую сторону. Ничего не соображаю. Вообще. Потом вроде слегка оклемался, гляжу, а я на весовой. Забрался в сарайчик – там всегда дверь отворена, лег на лавочку и закемарил.

– Так ты, стало быть, даже не проверил, умерли они или живы?

– Не понял, что ли? Страшно мне стало. Чуток не обделался.

– А ведь это, дед, подсудное дело. Ты людям не помог. А если они еще живые были?

– Посадить хочешь? – ухмыляется старикан. – Давай. Я на суде и помру. Скорее со своей старухой встречусь…

Усаживаюсь в свою битую, измордованную хозяевами, некогда белую, а со временем ставшую грязновато-сероватой «копейку», но пускаюсь в путь не сразу. Закрываю глаза – и будто въявь вижу поздний вечер, вышедшую из иномарки женщину, кинувшегося к ней пацана с полузакрытым капюшоном лицом. Но особенно четко – отца. Насупив косматые брови, он покрикивает на убийцу, точно отчитывает не подготовившегося к экзамену студента.

– Ты только представь, какой у меня папаша, – обращаюсь к журчащей мотором, почтительно внимающей «копейке». – Душегубу втык дал…

Машинка слушает, не перебивая, а я пыжусь от гордости за отца.

Снова оказавшись дома, растягиваюсь на диване, закинув руки за голову и напрочь вырубив сознание. В черепушке черно и пусто.

Я жду Анну.

Через некоторое время щелкает замок, и всего меня от макушки до пяток заполняет сладкое волнение. Сейчас она снимет ботиночки, наденет тапки и появится в комнате. И едва она возникает в дверях – мой рот автоматически распяливает счастливая улыбка идиота.

Ужинаем вдвоем. Потом надеваю куртку и собираюсь в дорогу. Вот уже полтора года занимаюсь частным извозом. А если выражаться попросту, я – рядовой армии бомбил, колесящих по улицам нашего городка.

– Пожалуйста, будь осторожнее, – предупреждает Анна. – Хотя бы ради меня.

Около восьми вечера. День еще длится, еще сопротивляется угасанию, а в окнах уже горит свет, у машин включены фары.

Вывожу застоявшуюся «копейку» и отправляюсь на поиски пассажиров. При этом посторонние мыслишки так и шмыгают, так и суматошатся в моей праздной башке. Особенно выделяются две из них, здоровущие и нахальные. Одна: «Пожалуй, надо бы заняться теми, кому была выгодна смерть Стеллы». Другая: «А на фига? Пускай убийство Стелки и отца менты расследуют, им по долгу службы положено».

«Ладно, – решаю я, – сделаю парочку телодвижений – для очистки совести, и закончу».

На другой день нахожу в записной книжке номер мобильника Алеши – журналиста местной газеты «Пульс мегаполиса».

– Не посетить ли нам с тобой «Три кружки»? Пиво и закуска за мной.

– Кто бы возражал. Только давай попозже, ближе к ночи…

Неумолимо коловращение матушки-земли!

Вжик – промелькнуло чистое холодноватое утро с кучерявыми дымчато-белыми облачками, купающимися в сияющем небе, вжик – унесся в небытие прохладный денек с серо-синими тучами, висящими, как мешочки тумана.

И вот уже осенний мрак заглядывает в большие окна пивбара, в котором мы не раз сиживали с Акулычем.

– Я не фанат пива, – говорит Алеша. – Предпочитаю хорошее вино. Но рядом с тобой грех не выпить. Лично я снял бы такой ролик. Ты, как сейчас, сидишь за столом и молча тянешь из кружки. И никакого сопроводительного текста. Более действенной рекламы пива просто не представляю… Извини, я, наверное, не в меру игрив, а ситуация явно не та. Сочувствую твоему горю. Почему-то кажется, что наше свидание связано с ним напрямую.

– Угадал. Тебе наверняка известно, что вместе с моим отцом была убита владелица фирмы «Белый аист» по имени Стелла. Нет ли у тебя о ней каких-нибудь сведений?

Алеша отпивает из кружки. Чем-то он напоминает мне светлого отрока Алешу Карамазова, умненького праведника, который знает мерзкую изнанку жизни, но остается чистым.

– Имеется одна информашка, – задумчиво произносит он. – Естественно, как она ко мне залетела, об этом тебе знать не обязательно. Да я и сам уже не помню. Касается она человека, по фамилии Завадский. В определенной среде его именуют Конем, и эту кличку он заслужил целиком и полностью. Потому что этот Конь был не только образцовым мышиным жеребчиком, но и лихим скакуном в бизнесе. В те времена, когда на Руси пирамид было больше, чем в древнем Египте, он построил собственную незатейливую пирамидку, которая в 98-м году благополучно развалилась. Обманутые вкладчики митинговали, писали петиции, на Коня даже завели уголовное дело, но он куда-то срочно запропастился. Потом ситуация как по волшебству сама собой разрулилась и рассосалась.

А лет через пять или шесть Конь вновь объявился в нашем городишке и основал фирму «Белый аист» – оптовая торговля пинетками, распашонками, колготками и прочим детским бельишком. Но этим деятельность «Аиста» не ограничивалась. Фирмочка понаставила в разных местах мегаполиса игровые автоматы, собирая дань с любителей легких бабок. Конь и упомянутая тобой мадам были и компаньонами, и любовниками. «Белый аист» они учредили на паях. А через некоторое время Конь неожиданно отказался от процветающей фирмы и отошел в сторонку.

– Добровольно?

– Ходили слухи, что Стеллочка наняла ребят, которые постепенно Коня споили. И он, будучи в нетвердом уме и неясной памяти, подмахнул нужные документы. В результате она стала полноправной хозяйкой «Белого аиста». Потом Конь – всеми возможными способами – пытался отнятое вернуть, но не добился ничего, даже не выбил отступное, как утешительный приз, чтобы не чувствовать себя последним лохом. Обули его по полной программе.

– Стало быть, у Коня были основания отправить свою подельницу к богу в рай. Или к черту в пекло. Однако эта дамочка была дьявольски хитра, если прожженного мошенника сумела переиграть.

Алеша разводит руками:

– Женщина…

Через полчаса выходим в темноту.

– Желаю удачи. – Алеша крепко жмет мою ладонь и растворяется среди прохожих.

А мне на миг приходит мысль, что есть люди, для которых главная часть их жизни – ночная. Днем они существуют как бы механически, по инерции, и только ночью начинают жить, лихорадочно и странно. Таков Алеша. Его мир – громадный город, точно кровью пропитанный опасностью, огнями и мглой.

Топаю к трамвайной остановке. «А я – другой, – говорю себе и улыбаюсь, представляя, как отворю дверь нашей квартиры и увижу Анну, – я – домашний. Я – дневной».

Подъезд дома, в котором обитает Конь, более-менее прибран – если не считать разбитых почтовых ящиков да валяющихся на полу полузатоптанных цветных листовок.