Валерий Фатеев - Город в законе: Магадан, триллер

А потом пошло. Взрывали, как водится, машины, оффисы конкурирующих фирм… взорвали даже фасад почтамта.

Но один случай стоит особняком…

Сереньким осенним днем в приемную мэрии вошел такой же серенький мужичок в толстой болоневой куртке. Он осведомился у секретарши, на месте ли Дорофеев и терпеливо стал дожидаться своей очереди.

— Да не сможет он вас принять, — в который раз объясняла ему секретарша.

— Сможет, — бурчал, пряча глаза, посетитель, — Мне надо. V

Что изменило его планы, неизвестно. Но, просидев почти полтора часа, — у мэра шло совещание — посетитель поднялся и вышел из приемной.

Он дошел до автобусной остановки "Цветы", несколько раз нервно прошелся мимо жидкой группы ожидающих пассажиров и отдалился к зданию детского сада.

И тут рвануло. Да так, что по всей округе со звоном посыпались стекла, взрывной волной стоящих на остановке людей смело, как городки битой…

Когда воцарилась тишина и прошло смятение первых минут, кто-то поискал глазами странного мужичка в странно толстой куртке и не нашел… Его не было.

Нет, конечно, он был… На траве, на листьях, на стене ближнего дома… может быть, даже в воздухе, смешиваясь с дождевыми каплями, медленно опускался вниз.

— Там и собирать было совершенно нечего, — сказал мне потом один из оперативников. — Два полиэтиленовых пакета.

Но после того, как гранатные взрывы прогремели у подъезда горотдела милиции, аторитеты решили положить конец беспределу. Завязавшаяся ожесточенная борьба как между группировками, с одной стороны, так и между бандами и милицией, с другой, мешала серьезному бизнесу… В Магадане состоялся сход воров в законе.

Был он приурочен к очередному турниру Попенчен- ко. Может быть, авторитеты хотели сочетать полезное с приятным, а может, и просто потому, что среди нынешних крутых немало и вчерашних спортсменов. Тем не менее сход состоялся, по городу был назначен смотрящий и в мутной клубящейся мгле криминального мира наметились какие- то очертания… В городе стало относительно спокойнее… если покоем можно назвать, когда каждый день либо погибают, либо исчезают без вести люди:

…Однажды у кассы администрации президента — пришлось мне просить друзей, чтобы устроили билет на Магадан — я встретил бывшего секретаря обкома Шайдурова.

— Сергей Афанасьевич, — удивился я, — вы в Магадан?

А удивился я тому, что знал — Шайдуров последнее время тяжело болел, у него нелады с памятью и что ему делать в Магадане, если работает старик в президентском общепите.

Но ретроспективная память у бывшего первого секретаря области оказалась прекрасной и он даже вспомнил меня, то есть не совсем меня, а тот эпизод, когда из-за моей статьи судили редакцию районной газеты.

— Не хватало еще, чтобы партийные газеты судили, — изрек тогда Шайдуров, и дело, как по мановению волшебной палочки, рассыпалось.

Как и всякий северянин, возвращался я с изрядным перегрузом, а денег было в обрез и, поколебавшись, я подошел к Шайдурову.

— Вы не против, если мой чемодан вместе с вашим проедет регистрацию.

Шайдуров был не против, но когда мы уже уселись в самолет и наши места оказались по соседству, он мне пожаловался:

— Какой-то мудак дал мне чемодан на регистрацию, а что в нем — не сказал. Меня спрашивают, а я не знаю, что ответить.

Я благоразумно умолчал, что этим мудаком был я. Мы разговорились.

Выяснилось, что летел Шайдуров разыскивать своего сына. Вот уже год, как его не могли нигде — ни среди живых, ни среди мертвых — отыскать.

Краем уха я эту историю слышал.

Сын его был врачом. Пил безбожно. Развелся с женой и забичевал. И пропал. Милиция, КГБ — найти его не могли. И вот Шайдуров летел сам попросить губернатора помочь в этих поисках.

Я знаю, что и этот его визит был бесполезным.

Сына его нашел много позже один из следователей прокуратуры — Жуков. Зная образ жизни пропавшего, он правильно предположил, что искать его надо среди неопознанных трупов. Он поднял горы дел, вычленил из них кандидатов — по возрасту, по описаниям. Это была адская работа — мало кто знает, что в иной год таких неопознанных, особенно "подснежников" — трупы, обнаруженные по весне, — в Магадане набирается до ста и выше человек.

Опрашивая людей, знавших младшего Шайдурова, Жуков выяснил, что пропал тот вскоре после того, как продал квартиру. Либо убили из-за денег, либо "сгорел" от водки… Это дало ему примерное время исчезновения.

И он нашел его. Нет, Шайдурова не убили — он умер сам, спился на одной из бичевских хат.

Но для достоверного ответа необходимо было опознание. На эксгумацию прилетела мать и она сына опознала.

Вскоре после этого Сергей Афанасьевич умер.

— …Тогда же, на сходе, — рассказывал мне Устиныч, — и были приняты эти судьбоносные для города решения… идти во власть, разделить сферы влияния — кому золото, кому рыба, кому топливо, кому водка… Не знаю врут или нет, но были даже намечены кандидатуры для внедрения в городскую и областную администрации и думы, выделены громадные деньги для поддержки одних и дискредитации других кандидатов.

— Устиныч, откуда у тебя такие сведения? Какой воробышек тебе чирикает, как пишут детективисты?

— Старые связи, — полыценно улыбнулся Устиныч. — И я стараюсь пользоваться всеми тремя источниками информации.

— То есть?

— Но это же азбучная истина. Официальная — газеты там, телевидение, радио. Народная — слухи, сплетни, разговоры и, наконец, забугорная. Сравниваю, так сказать, три к одному и вычленяю алгоритм.

— Конечно, — усмехнулся я, — времени у тебя достаточно.

— Ну это ты зря, — ничуть не обиделся сторож. — Голову тоже иметь надо.

— Сейчас тебе один из источников перекроют, — кивнул я на стопку газет и журналов, — Пенсии не хватит.

— В библиотеку пойду.

— А библиотеки тоже платными станут, — злорадствовал я. — Им жить не на что, даже книги продавать стали — ценнейшие раритеты…

— Быть не может!

— А я говорю. Сотрудники в суд подали — зарплаты, мол, нет. Судья решение принял. Пристав пришел — а что у вас, маму вашу, ценное есть. А что ценного в библиотеке, Устиныч, как ты думаешь?

— Да-а, — загоревал Устиныч, — и впрямь труба дело, если библиотеки распродавать будут. В войну, я слышал, люди умирали, а книги берегли.

— А сейчас и идет война, — подытожил я. — Третья мировая. На уничтожение нашего народа. Экономики. Культуры. Науки. И самое страшное — нравственности — ты посмотри как за десять лет этой гребаной перестройки народ одичал — будто не отцом-матерью рожденные, все что было святым в грязь втаптывают, что осуждалось — восхваляется. Свобода! Свобода чего?! Блуда. Блуда слова, мысли, совести.

— Заблудился народ, — вздохнул Устиныч.