Ольга Морозова - Шале в горах

Катя нехотя поползла вперёд, потом обернулась и тихо сказала:

– Она там, впереди… смотрит на меня… вроде у неё ребёнок… знаешь, прямо как Мадонна… неужели простила?

– Простила, не сомневайся… иди, милая!

Катя опять поползла. Их догнал Марк. Он задыхался, ему не хватало воздуха.

Скоро Катя нашла конец верёвки и подёргала за него. На другом конце ответили. Катя воспряла духом. Она вцепилась в верёвку и быстро поползла вперёд.

Слабый проблеск забрезжил в конце… как маленькая путеводная звёздочка… верёвка терялась в снегу, но Катя сжимала её коченеющими пальцами. Тоннель стал очень узким.

Анна Ивановна сразу не поняла, что случилось. Катя вдруг быстро рванула вперёд и исчезла из поля зрения с коротким вскриком. Потом Анна Ивановна увидела лицо Артёма в обрамлении снежной рамки, и конец верёвки. Она ухватилась за него, и некая подъёмная сила вытолкнула её на поверхность.

Анна Ивановна зажмурилась от яркого света и сделала глубокий вдох. От слабости она упала на колени, но мужские руки подхватили её и оттащили от отверстия.

Андрей улыбнулся и подмигнул ей:

– Нам повезло: тут на камнях снег не задержался, сполз. Мы вышли прямо на скальные выступы. Если бы не это, наверное, наш путь закончился бы в снежной норе. Мы бы задохнулись, как затравленные крысы. Невероятное везение!

Анна Ивановна молча кивнула ему и прислонилась к камню. Катя сидела рядом с закрытыми глазами. Обе молчали, не веря чудесному спасению.

Когда на поверхности оказались Марк с Виталиком, Катя начала истерично смеяться. Андрей подошёл и безжалостно ударил её по щеке. Катя всхлипнула, перестала смеяться, но зато заплакала. Анна Ивановна обняла её и прижала к себе:

– Ну что ты, милая! Всё же закончилось! Скоро ты увидишь своего жениха, выйдешь замуж! Ты будешь самой красивой невестой на свете!

Катя вытерла слёзы:

– Я уйду в монастырь… не хочу… ничего не хочу…

Анна Ивановна засмеялась:

– Ну какая же ты дурочка! Зачем тебе в монастырь? Успеешь туда. Знаешь, я думаю, что с той девушкой всё нормально.

Катя с надеждой посмотрела на Анну Ивановну:

– Вы правда так думаете?

– Ну конечно. Я просто уверена, что она родила ребёнка и счастлива с мужем.

– Я бы очень хотела, чтобы так было! – с чувством сказала Катя. – Это я от радости, извините. Нервы не железные.

– Да я понимаю, сама такая. Не верится даже.

К ним подошли мужчины. Виталик скосил глаза на Катю:

– Ну, девочки, нам пора! Не век же здесь сидеть, надо возвращаться обратно. Где тут ближайшее человеческое жилье? Кать?

– Откуда мне знать? Если ты думаешь, я знаю, где мы находимся, то ты сильно ошибаешься. Кто-то умеет ориентироваться по солнцу? Я знаю, что наша турбаза находилась на востоке от шале… ну, того шале, куда мы с вами шли.

– Я думаю, – вмешался Марк, – это шале не очень далеко от того… это я к тому, что если пойдём на восток, то вполне можем наткнуться на турбазу.

– Ладно, попытаемся идти на восток. – Артём посмотрел на часы. – Надо же, идут! Сейчас девять утра, солнце на востоке. Пойдём на солнце. Отдохнули? Пора идти, не забывайте, у нас ни жратвы, ни питья.

– Я спички взял. И нож. – Андрей похлопал себя по карманам.

– А у меня ствол. – Виталик погладил кобуру на поясе и пояснил. – На всякий случай, чтобы застрелиться, ежели что…

– Пойдём аккуратно, по скальным выходам… нужно обойти лавину, иначе увязнем. Выберемся, и сориентируемся.

– Да, идёте. От лавины надо держаться в стороне. – Марк тяжело поднялся и поковылял. Остальные двинулись за ним. Эйфория от спасения пошла на убыль, на смену пришло понимание, что они в горах, без пищи, еды и крова, и чтобы спастись окончательно, нужно проделать долгий путь.

Только здесь, на свету, Анна Ивановна увидела, как сдал Марк. Он шёл сгорбившись, с посеревшим лицом, едва переставляя ноги. Анна Ивановна подумала, что и она, вероятно, выглядит не лучшим образом. Идти было трудно, от свежего воздуха кружилась голова, лицо у Анны Ивановны горело.

Артём шёл впереди, выбирая оптимальный путь для небольшой группы.

Через пару часов начался лес, и они присели отдохнуть под раскидистой ёлкой. Артём сорвал ветку ёлки и пожевал хвою. Остальные последовали его примеру. Хвоя была приятной на вкус, и Анна Ивановна с удовольствием жевала острые иголки, вдыхая терпкий аромат. Лавину они благополучно обошли.

Отдохнув, они прошли ещё немного, по колено увязая в снегу. Старались идти след в след, чтобы не так уставать. Мужчины впереди менялись, исключение составлял только Марк, ввиду его крайне плохого состояния. Начинало темнеть, и поэтому приняли решение остановиться на привал и развести костёр, благо спички имелись.

Насобирали лапника и постелили прямо на снег. В качестве одеяла использовали большие ветки. Организовали ночное дежурство и разожгли огонь. От тепла Анну Ивановну и Катю разморило, и они начали клевать носом. Марк рухнул на подстилку, как подкошенный, и лежал, закрыв глаза. Анна Ивановна села с ним рядом и положила руку ему на голову. Марк приоткрыл глаза и поцеловал руку Анны Ивановны. Она смутилась, но руки убирать не стала, наоборот, начала поглаживать Марка по жёстким спутавшимся волосам. Он положил голову Анне Ивановне на колени и забылся тяжёлым сном. Анна Ивановна тоже задремала. Катя заботливо прикрыла их ветками, чтобы не замёрзли.

Проснулась Анна Ивановна от холода: огонь в костре едва теплился. Марк свернулся калачиком под еловой лапой, и Анна Ивановна ощутила внезапную острую жалость к нему, такому заброшенному и покинутому. Повинуясь безотчётному порыву, она прижалась к Марку щекой и поцеловала его. Марк пошевелился и открыл глаза.

– Спасибо, Анечка… – прошептал Марк. – Ты очень добрая… я… я… мне кажется… я люблю тебя… я хочу прожить с тобой остаток жизни… а ты?

– Я не думаю об этом… нам нужно выбраться.

– Да-да, нужно выбраться… когда мы выберемся, я приглашу тебя в самый шикарный ресторан и сделаю официальное предложение. Познакомлю тебя со своими детьми и внуками. Они обязательно тебя полюбят.

– Хорошо, я обязательно приду… если твоя жена будет не против.

– А при чём здесь моя жена? Скорее всего она обрадуется, что я наконец пристроился. Она мечтала об этом.

– А к внукам ревновать не будет?

– Ну что ты! О какой ревности ты говоришь? Я очень устал, Анечка… очень… устал от одиночества, от чувства вины… оно преследует меня всю жизнь… я пытался убедить себя, что время лечит, что всё прошло и поросло быльём, но у меня плохо получается… поэтому, наверное, вся жизнь и пошла наперекосяк… если Господь простил меня, и позволит хоть на старости лет пожить в мире с самим собой, я буду счастлив.

– Я бы тоже очень хотела жить в мире с самой собой… жаль, что я поняла это только сейчас, на старости лет!