Джеймс Чейз - С/С том 4. Заставьте танцевать мертвеца. Вечер вне дома. А жизнь так коротка!

Клер все время говорила о самоубийстве, и Гарри боялся, что она так и поступит.

Она действительно может попытаться покончить с собой в момент возбуждения.

Он изо всех сил старался успокоить ее в моменты депрессии. И она снова становилась прежней Клер. Потом приступы нежности проходили, на нее опять накатывали злоба и отчаяние, и Клер начинала упрекать мужа, что он зарабатывает мало денег, и поэтому им приходится прозябать в этих убогих комнатах.

Гарри жил в постоянном кошмаре. Он думал, что именно вынужденное одиночество так отрицательно действует на нервную систему Клер. Он заставлял жену выходить почаще гулять.

Сначала она отказывалась, опасаясь, что ее узнают на улице, но через несколько месяцев, когда сенсационное дело о трупе на кухне исчезло с первых страниц газет, она стала выходить на прогулки даже в город.

— Вдвоем ходить неосторожно, — говорил Гарри, — какой-нибудь ловкий флик может нас обнаружить.

Они выходили только по вечерам, поднимаясь к старому замку, где никогда не было полицейских. Там они усаживались на скамеечку и осматривали прохожих, прогуливающихся по набережной.

Однажды, когда ему казалось, что они все-таки пришли к какому-то соглашению, Гарри стал искать свою ручку и случайно открыл ящик шкафа, принадлежащий Клер. Заглянув в него, он покрылся холодным потом. В это время Клер в соседней комнате занималась полировкой ногтей.

— Где ты взяла это? — спросил он, протягивая ей небольшую сумочку. — Я нашел ее в твоем ящике. Она совершенно новая… она новая. Где ты ее взяла?

Клер покраснела и вскочила:

— Как ты смеешь рыться в моем ящике?!

Гарри внимательно посмотрел на жену.

Клер пыталась спокойно выдержать его возмущенный взгляд, но ей это не удалось. Она отвернулась и подошла к окну.

— Ты ее украла?

— Ну и что с того? Мне нужны вещи, а ты не можешь мне их купить.

Гарри резко повернул ее к себе.

— Дура! — бросил он дрожащим голосом. — Ты не понимаешь, что именно этого и ожидает полиция. Они знают про твои подвиги карманницы. Как только магазин, где ты крадешь, сообщит о воровстве, они тут же заподозрят, что это твоих рук дело и тогда жди их в Гастингсе.

Клер побледнела.

— Ну и что? Ты надеешься, что я проведу всю жизнь в этой дыре без денег? Моя сумочка совершенно истрепалась. Ты уверен, что полиция подумает, что это именно я ее взяла?

— Ну, знаешь! — возмутился Гарри. — Ты совершенно неспособна отличить хорошее от плохого и правильное от неправильного. Опасность попасть за решетку и даже на виселицу не могут остановить тебя от воровства какой-то паршивой сумки и все из-за того, что твоя сумочка истрепалась. Ты не понимаешь, что это идиотизм. Ты недостойна…

— Да, я недостойная, — ответила Клер с вызовом. — Я никогда не делала из этого тайны. Так что же, у меня никогда больше не будет красивых вещей и навсегда покончено с развлечениями?

— Дай мне время, Клер, и все образуется, — взмолился Гарри. — Я буду зарабатывать больше денег. Я тебе это обещаю. Но ты должна мне в свою очередь пообещать, что больше не будешь воровать.

После долгих препирательств она все же пообещала не воровать, но вырвала у него разрешение оставить сумочку.

— Не могу же я, во всяком случае, положить ее на место. Раз уж она у меня, то лучше ее оставить.

Гарри решил, что пора искать квартиру, где их примут вместе с ребенком.

Все вечера он блуждал по маленьким улочкам, входил во все дома, где висели объявления: «Меблированные комнаты», но нигде не хотели принимать квартирантов с грудным ребенком.

Кое-кто из хозяев выражал ему свои симпатии. Они заверяли, что хотели бы ему помочь, но не могут этого сделать, так как другие жильцы не любят, когда их беспокоят крики новорожденных.

Что же касается Клер, то она не уставала ему выговаривать за свои длинные одинокие вечера.

— Ты, надеюсь, не думаешь, что я оставлю ребенка? — сказала она ему однажды. — Как только выйду из больницы, я положу его под первую же попавшуюся дверь и уйду.

Это было уже слишком!

— Клер, как ты можешь так говорить о нашем ребенке? Я тебе не позволю! Ты же будущая мать!

— Ладно, перемени пластинку и не морочь мне голову историями о материнской любви. Хорошо, я его оставлю, но уж не думаешь ли ты, что я буду его кормить грудью? Я страшно боюсь маленьких детей, да и форма груди от кормления ухудшается. Смотри, как они набухли! — Она бесстыдно оголила правую грудь. — Нет, лучше выброшу ребенка в море.

Гарри когда-то читал, что у беременных женщин бывают странные мысли, и он думал, что Клер не понимает того, что говорит. Все это заставляло его еще активнее искать квартиру.

Один из служащих ателье, с которым он работал, воспылал к Гарри дружескими чувствами. Это был веселый, хитроватый парень с лунообразным лицом. В петлице он носил значок секты, в которой был проповедником.

— Я попытаюсь вам найти что-нибудь среди своих, пообещал он, — но вы должны вместе со своей женой прийти к нам на моление.

Гарри с трудом представил себе Клер на таком собрании. Он сказал, что его жена нездорова, а ему не хотелось бы оставлять ее одну.

Однажды вечером, вернувшись домой, Гарри с удивлением обнаружил, что Клер нет дома. В комнатах было не убрано, и ожидая ее возвращения, Гарри решил немного прибрать.

Когда он вешал халат Клер в шкаф, то заметил за одним из платьев легкий плащ, который наверняка Клер не могла купить, так как это была дорогая вещь в их нынешнем положении.

Гарри внимательно оглядел ящики и шкаф.

От того количества ворованных вещей, которое он обнаружил, ему сделалось дурно. Очевидно, нужно было довольно долго воровать, чтобы собрать такую массу различных предметов. Несколько потертых бумажников, спрятанных под матрацем, неопровержимо доказывали, что Клер снова принялась за карманные кражи.

Гарри неподвижно стоял перед кроватью, на которой были разложены украденные вещи, когда вернулась Клер.

Она шла тяжело, и лицо у нее было бледным. Беременность стала слишком заметной, и Гарри внезапно понял, что Клер нельзя больше называть даже хорошенькой. Черты ее лица стали грубыми и вульгарными. Она все больше становилась похожа на ту, кем была на самом деле — уличной девкой.

Заметив свидетельства своего привычного ремесла, она вздрогнула.

— Ты начинаешь шпионить? — прошипела она. — Ты, гестаповец!

Гарри ничего не ответил. Он отвернулся и подошел к окну, прижавшись лицом к стеклу. Послышался скрип кровати.

— Прости меня, мне не следовало это говорить, — послышался жалобный голос Клер.

— Ничего, — ответил Гарри тихо. — Я уже привык к подобному отношению.

— Я объясню. Все это произошло еще до сумочки, я тебя уверяю… После этого я ничего не крала.