Мишель Бюсси - Самолет без нее

— И тогда вы увидели его?

— Ребенка? Вы это имеете в виду, месье Гран-Дюк? Да, это случилось как раз в ту минуту.

— Он… Он был…

— Мертв. Да. Он не дышал. Умер от удара об землю. Наверное. Никто не выжил бы в том аду. Ни взрослый, ни тем более ребенок. Не понимаю, как люди поверили в эту сказку. Ребенок был мертв, месье Гран-Дюк. „Какая несправедливость!“ — подумала я.

— Почему?

— Или жестокость судьбы, не знаю. Этого ребенка будет оплакивать вся семья. Это была девочка — на ней было надето платьице. Ее гибель станет горем для многих и многих. А моя дочь жива, но я не могу предложить ей будущего. Она никому не нужна. Кроме меня. А я, что я такое? Пустое место… Теперь вы понимаете, почему я говорю про жестокость? Про несправедливость?

— Да, теперь понимаю.

— Так вот. Дальше все было очень просто. Погибший ребенок был примерно в том же возрасте, что и моя дочка. Я не раздумывала, я действовала. Как бы вам это объяснить? Впервые в жизни у меня было ощущение, что я делаю что-то полезное. Совершаю отважный поступок. Спасаю чью-то жизнь. Спасаю жизнь этого ребенка, спасаю его семью. И свою девочку тоже. Наверное, нечто в этом роде чувствуют врачи или пожарные. Это чувство, пережитое в ту ночь, так меня потрясло, что я твердо решила стать медсестрой. Или кем-нибудь в том же роде. Потом, позже. Когда все закончится. Я хотела спасать человеческие жизни.

— Вы раздели трупик ребенка, найденный на снегу?

— Я сделала это ради его спасения, месье Гран-Дюк. Я ведь вам уже сказала, разве вы не расслышали? Я подарила своего ребенка, лишенного будущего, любящей и, по-видимому, богатой семье. Они и не узнают о подмене. Они будут плакать от счастья, что их малыш чудом спасся, и никогда ни о чем не догадаются. Так я рассуждала. Мне казалось, что я совершаю чуть ли не благодеяние…

— Однако события приняли иной оборот. Совсем иной.

— Откуда же мне было знать, месье Гран-Дюк? Кто бы мог предположить, что в самолете окажется сразу два младенца? И оба погибнут, как и все остальные пассажиры. Если бы знать заранее, к каким последствиям приведет мой поступок… В тот вечер я была уверена, что действую как святая. Да, месье Гран-Дюк, именно как святая. Потом я следила по газетам за тем, как разворачивались события. Как две семьи, борясь за ребенка, схлестнулись не на жизнь, а на смерть. Как проходил суд. Но что я могла сделать? Только молчать. Все должно было пойти не так. Я почти целый час простояла там со своим ребенком на руках, переодетым в чужие одежки, пока не услышала завывание сирен и крики людей и не увидела свет фонарей. Тогда я положила своего ребенка на снег. Не слишком далеко от горящего самолета, чтобы он не замерз, но и не слишком близко, чтобы его не опалило пламенем. Я в последний раз поцеловала свою девочку. „Через несколько часов, — думала я, — у тебя будет новая семья“. И я убежала в лес. С собой я уносила завернутое в одеяло тельце ребенка, погибшего в катастрофе.

— Это вы вырыли могилу возле хижины?

— А что еще я должна была сделать? У вас есть другие идеи? Пеллетье, нанюхавшись кокаина, по-прежнему спал. Я голыми руками выкопала яму. Я рыла ее как безумная. Обливалась потом. Ободрала руки до крови. Я рыла очень долго. Пеллетье появился, когда я почти закончила. Трупик ребенка уже лежал в могиле. Я собиралась засыпать его землей и сочиняла молитвы — настоящих молитв я не знала, ни одной. Пеллетье при виде меня чуть с ума не сошел. Он решил, что это моя дочка. Что я ее убила…

— И понял свою ошибку, когда обнаружил на запястье у ребенка цепочку-браслет?

— Да. Я на нее даже внимания не обратила. Мне было не до того. Потом я прочитала выбитые на обороте буквы. „Лиза-Роза“. Зато Пеллетье хватило одного-единственного взгляда, чтобы увидеть браслет. Он же был золотой. Жорж предложил мне сделку: я отдаю ему браслет, а он держит рот на замке. Он сорвал браслет с детской ручки и исчез. Больше я его никогда не видела. Я еще некоторое время побыла там. Засыпала могилу мокрой от снега землей. В темноте, на ощупь, собрала камни и сложила их поверх могилы. Пальцы так замерзли, что почти не гнулись. Потом целую вечность мастерила из двух палок крест. Остаток ночи я провела в хижине, возле остывающего костра. По-моему, мне так и не удалось заснуть. В следующие несколько ночей я тоже не могла спать.

— На протяжении следующих лет вы возвращались к могиле?

— Да, конечно. Да вы и сами об этом догадались. Жизнь у меня понемногу наладилась. Родители искали меня, даже дали объявление в газету. Я вернулась в Бельфор. Опять пошла учиться. И выучилась на медсестру, как и решила. Шесть лет назад я познакомилась с Лораном. Я имею в виде Лорана Люизана. Он работает у нас в больнице санитаром. Мои родители постарели. Пять лет назад умер отец, еще через год — мать. Мы с Лораном не женаты, но я настояла на том, чтобы взять его фамилию. Лоран ничего не знает о моем прошлом. Да и никто не знает. Лоран хочет ребенка. Мне кажется, для меня еще не поздно… Мне всего тридцать шесть лет. Хотя не знаю. Трудно объяснить.

— Я понимаю вас, Мелани. Но вы не ответили насчет могилы.

— Да-да, месье Гран-Дюк, сейчас. Конечно, я каждый год ездила на могилу. Двадцать седьмого августа. В день рождения моей дочери. Ведь это я как будто ее похоронила там, на горе Мон-Террибль. Понимаете, месье Гран-Дюк? Похоронила не чужого ребенка, а своего родного. Не Лизу-Розу. Я ухаживала за могилой, привозила цветы. А однажды — это было в восемьдесят седьмом году — я приехала и обнаружила, что могилу кто-то раскапывал. Камни лежали по-другому. Кто это был? Я знала, что дело Витралей — Карвилей так и не закрыто. Да оно и не могло быть закрыто…

— Если исключить, что кто-нибудь наткнется на могилу возле хижины и выкопает тело, похороненное завернутым в одеяло. Например, один особенно настырный детектив.

— Например. Я испугалась. Не хотела, чтобы тело выкапывали. Чтобы выкапывали мое прошлое. Я сама раскопала могилу. Уничтожила последнюю улику.

— Вы перезахоронили останки в другом месте? Более укромном?

— А вот это вас совершенно не касается, месье Гран-Дюк. Это касается только меня. Что вы теперь намерены делать?

— Сам не знаю. Мы с вами можем встретиться?

— Боюсь, у меня нет особенного выбора. Я, как говорится, целиком в вашей власти. Давайте. Чем раньше, тем лучше. Завтра Лоран уходит на работу в пять утра. Я, наоборот, приду с ночного дежурства. У медицинских работников непростая жизнь. Моя смена заканчивается в восемь. Еще нужно время добраться от Монбельяра. Давайте часиков в девять, у меня дома? Если уж вы сумели после стольких лет разыскать меня, думаю, дорогу ко мне вы точно найдете… Надеюсь на вашу сдержанность, месье Гран-Дюк. Я изменила свою жизнь. Мне это удалось, хотя забыть о прошлом было нелегко. В ту ночь на горе Мон-Террибль я не совершила ничего дурного. Напротив, я не сомневалась, что делаю доброе дело. Кто же мог предположить…