Олег Шмелев - Три Черепахи

– Последний раз предлагаю: сдавайся, Чистый! У тебя пять патронов, а нас тут много.

– А этого не хотел? – крикнул из-за двери Чистый. Судя по голосу, он был пьян. Басков поглядел на Короткова.

– Прения затягиваются, Ваня. Что делать будем?

– Может, Фокину подвинуться в люльке к тому окошку?

– Чистый по нему палить начнет. Зачем подставляться?

– Верно. – Короткое по своей привычке прицокнул языком, подумал и спросил: – А охотничка помнишь?

– Ну?

Это была первая их с Коротковым совместная операция. Вернувшийся с удачной охоты и совершенно обезумевший от выпитого житель одного пригородного поселка открыл огонь из двустволки по соседнему дому, где жили люди, которых он почему-то считал своими недоброжелателями. Ранил старуху и малолетнего парнишку. Счастье еще, что дробь была мелкая, шестой номер. Когда пришел участковый, охотник забаррикадировался в бывшей котельной и в ответ на увещевания грозил, что изрешетит всякого, кто посмеет сунуться в дверь. Посланные на место происшествия Басков и Коротков поступили тогда просто. Вышибли дверь и пошли на озверевшего охотника. Коротков нес перед собою пуленепробиваемый щит, а Басков у него за спиной – с пистолетом в руке, чтобы, выбрав миг, выстрелить наверняка. Но стрелять не пришлось. Охотник шарахнул из обоих стволов разом – Коротков еле на ногах устоял от удара дроби в щит, а низкий закопченный потолок покрылся свинцовыми брызгами. Перезарядить ружье охотник, конечно, не успел…

– Тут не охотничек, Ваня, – после недолгого молчания буркнул Басков.

– А какая разница?

– Не скажи. У Чистого еще пять патронов. В комнате, где был Чистый, что-то загремело. Коротков тронул Баскова за плечо.

– Смотри-ка.

Басков взглянул туда, куда глядел ствол Иванова пистолета. На полке над вешалкой в коридорчике покоилась, как отрезанная, женская голова. Лицо розовое, красные губки бантиком и глупые голубые эмалевые глаза. И на голове лиловая шляпка с узенькими полями. Басков не сразу сообразил, что это муляж.

– Ну и что? – спросил он Короткова.

– Покажем ему. Дверь ногой нараспашку, я сверху сую эту головку, ты стреляешь. А хочешь – наоборот. – Он на эту рожу насмотрелся уже.

– Не разберется.

– Не будем, Ваня. Давай проще, – тихо сказал Басков, а добавил громче: Фокин, как свистну, стреляй три раза по двери – и за нами. – И опять тихо, уже Шилову: – А ты открой в кухне окно и наблюдай. – Басков подвинулся ближе к закрытой двери. – Жалко, знать бы, как там мебель стоит… Ну ладно, начнем, Иван.

Басков тонко свистнул. Трижды грохнул пистолет Фокина. Басков пнул ногой дверь комнаты и плашмя упал на пол. Короткое метнулся за стоявший слева шкаф. Басков не ожидал увидеть того, что увидел: Чистый, пригнувшись, враскоряку стоял на подоконнике, в проеме распахнутого окна, спиной к ним, готовый прыгнуть вниз. Все это была секунда, может, полсекунды. Басков, приподнявшись на левой руке, вскинул пистолет и выстрелил – в правое плечо. Чистого словно сдуло с подоконника, а снизу, с улицы, донесся протяжный звериный вой…

Басков увидел валявшийся на полу под окном расколовшийся горшок и черный ком земли с торчавшим из него кустиком аспарагуса, и с уже ненужной догадкой подумал, что это горшок загремел, когда Чистый открывал окно…

Они с Коротковым вместе перегнулись через подоконник, поглядели вниз. Чистый лежал на траве, лицом в небо и монотонно скулил. На запястьях у него были наручники. Над ним стояли лейтенант и сержант из ПМГ.

– Отпрыгался, – сказал Короткое.

– Шилов! – позвал Басков.

Марат пришел из кухни. Следом без зова явился Фокин.

– Ты, Шилов, останься… организуй тут… Замок, дверь… И вообще приборочку… – Басков оглянулся, словно ища, не забыл ли чего. – А мы поедем.

– Слушаюсь, товарищ майор! – крикнул Марат.

– Да тише ты. – Басков поморщился. – И так шуму подняли. На ключи, отвезешь Тарасовой, она ждет.

– И дырок понаделали – сквозняк будет, хозяйка простудится, – подначил Короткое.

Они втроем вышли на лестницу, и на площадке между третьим и вторым этажами Короткое что-то поднял, повертел в пальцах.

– Гляди-ка, твоя, – сказал он, протягивая Баскову желтовато-серый цилиндрик с закругленным и слегка сплющенным мыском. Это была пуля от ТТ.

Басков опустил ее в карман пиджака и тут только ощутил, как саднит бок.

Спустившись и обойдя дом, они увидели все три легковые, на которых сюда прибыли. Ремонтная летучка уже уехала.

Врач осматривал обнаженное плечо Чистого. Потом, открыв свой чемоданчик, достал шприц, ампулы и сделал ему укол в руку.

– Ну как? – спросил Басков.

– Сквозное, – ответил врач, бинтуя Чистому плечевой сустав. – Плечевая кость раздроблена в верхней трети.

– А что упал, ничего?

– Кажется, без последствий.

– Большой везун, – заметил Короткое. – Ему бы в «Спортлото» играть.

Чистый все скулил, лежа с закрытыми глазами.

– Давайте его в машину, а то простудится, – в тон Короткову сказал Басков. – «Скорую» не вызывали?

– Нет.

– Ну и хорошо. Поехали.

Фокин и Короткое подхватили Чистого и усадили на заднее сиденье «Волги» между собою. Врач хотел сесть на переднее сиденье в ту же машину, но Короткое остановил его:

– Там майора царапнуло малость. Вы бы, как мастер своего дела…

– Понял, – перебил его врач и сел во вторую «Волгу», рядом с Басковым.

Он осмотрел Баскова и сказал:

– Счастливый случай.

Рана уже не кровоточила. Врач смазал ее йодом, Достал из чемодана шприц в стерильном чехольчике.

– А это чего? – Басков покосился на шприц. Он терпеть не мог уколов, малодушно оправдывая себя популярным соображением: «А кто их любит?»

– Противостолбнячное и антигангренозное, – объяснил врач.

Сделав укол, врач пообещал:

– Сегодня через три часа – еще один противостолбнячный, а потом еще.

– А может, не надо?

– Непременно надо.

Басков посмотрел на часы. Было без десяти пять. С Колобовского они выехали в половине четвертого – значит, на все про все ушло час двадцать. Восемьдесят минут. А ему казалось, что перестрелка в квартире № 23 происходила во сне, который снился ему ну не менее как неделю назад.

– Трогай, Юра, – сказал Басков шоферу и взглянул на дом.

При Чистом оказалось четырнадцать с половиной тысяч рублей. Басков подсчитал: в Ленинграде они с Брысем оставили себе по три тысячи, а тринадцать Брысъ отдал Шаявневу для его сестры Ольги. У Брыся при аресте было две с половиной. Из совхозной кассы они унесли двадцать три. Значит, до Ленинграда и в Ленинграде потратили вместе четыре тысячи, а врозь – две. Что ж, для казны не так уж и плохо – заполучить обратно семнадцать тысяч, могло бы быть и хуже.

Но денежный вопрос, поскольку с ним все ясно, сам по себе больше не интересовал Баскова. То, что государству возвращается такая солидная часть украденного, радовало его из-за Балакина: на суде этот факт, безусловно, будет иметь значение. Он никак не мог вытравить в себе симпатию к вору, возникшую из рассказа Анатолия Ивановича Серегина, и желал ему только одного – чтобы срок был поменьше. Ну, пусть десять, пусть двенадцать лет… Лишь бы не высшая…