Джек Ритчи - От убийства на волосок

Небо слегка начинало сереть на востоке, предвещая рассвет, когда автомобиль остановился у покосившейся лачуги, очень похожей на охотничий домик. На много миль вокруг не было другого жилья. Даже приличной дороги, ведущей к этой лачуге, не было. Только узкий проселок, по которому могла едва проехать легковая автомашина.

Они провели Джастина в лачугу и привязали его к стулу, сообщив, что Харвея здесь нет, но якобы Харвей им пообещал, что Джастин расскажет, где находятся пластины. И добавили, что Джастин не уйдет из лачуги, пока не скажет, где пластины.

Джастин не поверил им. Понимал, что они обманули, что Харвей не сказал бы ничего подобного. Но это не имело значения, что касается пластин. Также не имело значения и то, что он сообщит, где эти пластины находятся. Они все равно не могли отыскать их и не могли сообщить в полицию. Поэтому он сказал правду и сделал это весьма охотно: пластины на дне гавани.

Но ему не поверили. Они сказали, что он лжет и спрятал эти пластины. Они стали пытать его, чтобы заставить заговорить. Били, кололи ножами, поджигали подошвы его ступней горящими спичками и зажженными сигаретами, загоняли иголки под ногти. Устав, они отдыхали и задавали ему вопросы. И, когда он мог говорить, он говорил правду. Но они по-прежнему не верили и поэтому снова пытали.

Так продолжалось несколько недель. Джастин не знал, как долго. Но это продолжалось очень долго. Однажды они куда-то уехали на несколько дней, оставив Джастина связанным, без еды и воды. Наконец, они вернулись, чтобы начать все сначала И все время, пока его пытали, Джастин надеялся, что Харвей придет и выручит его. Но тогда Харвей еще не пришел.

В конце концов то, что происходило в лачуге, закончилось. Однако Джастин не знал об этом. Бык и его дружки решили, что он умер. Может быть, они были правы. Или почти правы.

Джастин пришел в себя в болоте. Он лежал на самом краю отмели, за которой начиналась настоящая трясина. Его лицо торчало из воды. Он слегка повернулся, лицо оказалось под водой — это-то и привело его в чувство. Нет, Мэллон и его подручные определенно думали, что он мертв. Они бросили его в болото, но тело оказалось на мелководье, и он не утонул. И, очевидно, в последнем проблеске сознания повернулся на спину, выставив лицо из воды.

Я не помню, долго ли Джастин провалялся в болоте. Но, вероятно, долго. Я могу лишь вспомнить какие-то обрывки происходившего там. Сначала я не мог двигаться. Просто лежал в стоячей воде. Когда стемнело, мне стало очень холодно. Помню, мои руки стали потихонечку двигаться. И я немного выполз из воды.

Какое-то время я лежал в грязи, но ноги находились в воде. Я заснул или вновь потерял сознание. Когда открыл глаза, поднималась серая пелена рассвета… И вот тогда Харвей появился. Думаю, я звал его, и он, должно быть, услышал.

Харвей возник в нескольких шагах от меня, как всегда безупречно одетый. Он стоял на самой трясине. Его рассмешило то, что я такой слабый, что лежу как бревно в грязи и грязной воде. Я встал на ноги. И внезапно боль исчезла.

Харвей приблизился. Мы пожали друг другу руки, и он сказал:

— Пойдем, Джастин. Тебе следует выбраться из этого болота.

Я так обрадовался тому, что он пришел, что немного расплакался. Он, увидя мои слезы, вновь рассмеялся и сказал:

— Обхвати меня за плечи. Тебе будет легче идти.

Но я не сделал этого, потому что весь был покрыт грязью и болотными водорослями. А он, Харвей, выглядел великолепно в своем белом из тонкой шерсти костюме. Как будто только что сошел с обложки журнала мод.

И все время, пока мы выбирались из болота, мы не разлучались. Харвей даже не запачкал грязью нижнюю часть брюк. Не растрепал ни одну прядь своих гладко причесанных волос.

Я попросил его идти впереди, указывая дорогу. Он так и сделал. Время от времени оборачивался, смеясь, ободряя меня, разговаривая со мной.

Иногда я падал. Но не позволял ему подходить ко мне и помогать подняться. И он терпеливо ждал, пока вновь я встану на ноги. И, если я не мог это сделать, то полз вслед за ним. Мне даже приходилось переплывать речушки, через которые он легко перепрыгивал.

Так продолжалось два дня и две ночи. Когда я засыпал, какие-то мелкие болотные твари ползали по мне. Я их ловил и пожирал. Или это мне снилось? Я помню еще кое-что из того, что происходило на болоте. Долго и часто кто-то тихо играл на органе. Иногда в небе появлялись ангелы и пели. Но их голоса заглушали доносившиеся из трясины вопли чертей. Или мне это бредилось?

Харвей повторял:

— Еще немного. Еще немного, Джастин. Мы выберемся из болота. И мы отомстим. Всем отомстим.

И он оказался опять прав. Мы выбрались. Мы вышли на сухое поле, где зеленела уже выросшая по пояс кукуруза. Но на побегах еще не было початков, которыми я бы утолил голод.

Мы наткнулись на ручей с чистой водой, совсем не вонючей, как та, что в болоте. Харвей велел мне вымыться в ручье и выстирать в нем мою одежду. Я так и поступил. Хотя мне очень хотелось поспешить туда, где можно добыть хоть какой-нибудь еды.

Я выглядел весьма скверно. Одежда, очищенная от грязи, превратилась в мокрые лохмотья. Я не мог ждать, пока она высохнет. Мое лицо заросло щетиной. На ногах не было ничего — ни носков, ни ботинок.

Мы пошли дальше и вскоре набрели на небольшой фермерский дом. На двухкомнатную хибару, точнее говоря. Из трубы шел дым, и во дворе пахло печеным хлебом. Я пробежал несколько последних ярдов до двери и постучал в нее. Женщина безобразной наружности открыла дверь и тут же захлопнула, прежде чем я успел сказать хоть слово.

Откуда-то силы вернулись ко мне. Возможно, их мне дал Харвей. Но я не помню, находился ли он поблизости в эти минуты.

Я увидел груду поленьев у стены. Схватил самое большое и, используя его как таран, взломал дверь. Я убил эту женщину. Она пронзительно кричала, но я убил ее. И затем набил рот горячим свежим хлебом.

Пока ел, я поглядывал в окно. И вовремя заметил мужчину, бегущего через поле к дому. Я нашел нож и убил его, как только он переступил порог. Убивать ножом оказалось проще и быстрее. Мне это понравилось.

Я еще поел хлеба, не забывая посматривать в окно. Но никто не приблизился к дому. Затем у меня разболелся живот. Я лег на пол, поджав ноги под себя. И, когда резь прошла, уснул.

Харвей разбудил меня еще засветло. Он сказал:

— Пора уходить. Тебе следует убраться как можно дальше отсюда.

Я знал, что он прав. Но сразу не поспешил. Я становился, как вы заметили, умнее и хитрее. И понимал, что нужно кое-что еще сделать. Нашел керосиновую лампу и спички. Зажег лампу. Затем обыскал хибару и забрал все, в чем нуждался.

Я одел рубашку и костюм убитого мужчины. Костюм оказался почти впору. Мне лишь прошлось немного подвернуть брюки. Его ботинки были мне велики. Но и это оказалось кстати, потому что мои ступни распухли.