Андрей Троицкий - Награда для Иуды

Сегодня, в воскресный день, он, как всегда, не дал работягам выходного. Сам, проснувшись чуть свет, съездил на ближайший рынок за оцинкованными гвоздями. Вернувшись, загнал машину под навес, позвонил жене по мобильному телефону и велел приезжать завтра, потому что хотелось пожрать чего-нибудь вкусненького, домашнего. Перекусив консервами, поставил раскладное кресло рядом со штабелем сосновых досок. Визжала циркулярная пила, стучали молотки, припекало солнце, запах свежей стружки дурманил голову. Благодать. Развернул газету, купленную на рынке, Штоппер погрузился в чтение криминальной хроники. Москва жила в вялом летнем ритме, даже серьезных преступлений в городе не происходило, одна мелочевка. Обчистили квартиру, на улице ограбили бабку, у женщины вырвали из рук сумочку, муж пырнул ножом жену, а заодно уж и ребенка… Тоска зеленая.

Через пять минут Штоппер поднялся и неторопливо побрел к временному сортиру на задах дачного участка. Узкая тропинка пролегала сквозь пожелтевшую некошеную траву, Штоппер спотыкался о камни и обрезки досок. Экономя на каждом гвозде, хозяин сумел выгадать и на сортире. Рабочие просто выкопали глубокую яму, на краю которой положили пару досок, сколотили будку с дверью из негодного горбыля. И на том конец. К концу лета яму почти доверху наполнили нечистоты, здесь расплодились бесчисленные стаи помойных мух. Штоппер пользовался этими удобствами, преодолевал душевную гадливость. Он успокаивал себя тем, что скоро в доме заработает настоящий городской туалет, а яму с дерьмом закопают.

Штоппер зашел в кабинку, закрылся на ржавый крючок. Повернувшись лицом к двери, осторожно поставил подметки башмаков на толстую пружинистую доску. Спустил штаны и присел на краю выгребной ямы. Минуту он тужился, размышляя о том, что консервы, это никуда не годная собачья пища, которая когда-нибудь, доконает его и без того слабый желудок.

– Ах, – сказал Штоппер, испытав первое облегчение. – А-а-а-х-х.

И тут случилось нечто странное, одна из досок, закрывавших заднюю стенку, вдруг отвалилась, будто держалась не на гвоздях, а на соплях. Полутемную кабинку осветило солнце, но тут же свет загородила чья-то тень. Штоппер уже повернул голову, чтобы посмотреть, что происходит за его спиной, но кожей почувствовал, как тупой ствол пистолета ткнулся в шею.

– Сиди, не оборачивайся, – скомандовал мужской голос. – Руки держать на коленях.

Штоппер окаменел от страха. Он подумал, что какой-то бандит давно занял позицию за сортиром, вытащил гвозди из доски, устроив настоящую засаду. Он выронил клочок туалетной бумаги, зажатый в кулаке, положил ладони на колени.

– Узнал меня, Штопор?

Голос человека, затаившегося за будкой, показался знакомым.

– Это я, Барбер. Сиди, не оборачивайся.

– Я и так сижу, – Штоппер почувствовал онемение в груди, руки чуть не свалились с колен. – Господи. Ты ведь… Вы ведь…

– Я уже выписался из санатория. Досрочно, – ответил Барбер. – Честно говоря, мне там не понравилось, поэтому я вернулся. И тут подумал: почему бы не навестить старого знакомого? Ну, вот и заехал взглянуть, как ты тут. Вижу, дом построил.

Штоппер сглотнул вязкую слюну. Ему хотелось согнать с лица жирную навозную муху, которая, пользуясь его беспомощностью, нагло ползала по лбу, щекам и носу, но он не смел и пальцем пошевелить.

– Построил.

– Все равно рано или поздно менты конфискуют твою недвижимость. И за сущие копейки, по остаточной стоимости, продадут своим же генералам или прокурорским. Для кого ты старался? Для ментов?

– Не знаю. Можно мне надеть штаны?

– Сиди и не шевелись. Рассказывай все, как было. Если соврешь…

– Ни боже мой. Только вы пушку того…

Барбер убрал ствол. Штоппер, волнуясь, говорил сбивчиво, многословно.

Из рассказа можно было понять, что два с половиной года назад Штопор в три захода серьезно проигрался в катране, принадлежавшем воровскому положенцу Васе Полуйчику. Но наличных на кармане не было, вообще тот год выдался тяжелым, неудачным. Штопор был вынужден оставить расписки на тридцать штук с мелочью. Счетчик запустили. Проценты и проценты на проценты капали каждый день, Штопор лихорадочно собирал деньги, наскреб только восемнадцать тысяч и попросил месячную отсрочку. Но Полуйчик оказался непреклонен: он сказал, что за такие долги, превышающие десять штук, мочат без разговоров, но тут же предложил выход из затруднительного положения.

Полуйчик объяснил, что, по его информации, троица аферистов неплохо заработала, провернув пару операций, они кинули богатую страховую компанию. Этих парней нужно опустить на все деньги, потому что они якобы не делают взносы в общак. Но аферисты залегли на дно в подмосковном Талдоме, и в ближайшее время не хотят подниматься на поверхность. Полуйчика, разумеется, не волновало пополнение общака, он пекся только о собственной выгоде, потому что по своей природе – последняя сволочь.

Короче, Полуйчик поедет к Барберу, попросит его по старой дружбе выбить долги из карточного игрока Штопора, тем самым выманит аферистов из их логова под удобным предлогом. Пока Барбер станет искать каталу в Москве, его дом прошмонают, потому что деньги, скорее всего, спрятаны где-нибудь в подвале или на чердаке. «Я спишу твой должок, – пообещал Полуйчик. – А ты выполнишь мою просьбу. Я дам тридцать штук, которые ты положишь в тайник. Барбер, разумеется, изобьет тебя смертным боем, заберет эти деньги и передаст обратно мне за вычетом своих процентов. Согласен?» «А у меня есть выбор?» – спросил Штопор. «Только не отдавай деньги сразу, – предупредил Полуйчик. – Сначала натурально помучайся». Штопор подставился Барберу в одном из кабаков, затем мужественно вытерпел побои и, когда ему проткнули гвоздем ляжку, выложил деньги.

Однако план развалился: в талдомском доме денег не нашли. Тогда мстительный Полуйчик, загодя просчитывавший все варианты, закопал тротил в подвале под кучей картошки. Через милицейского стукача, сообщил в ГУВД области, что в Талдоме окопалась банда террористов, которая что-то готовит в Москве. Менты проглотили крючок, потому что получили сведения из надежного источника. И утроили штурм дома, но живым взяли одного Барбера. Прошло какое-то время, и Полуйчик снова явился к Штопперу, сказал, что теперь тот должен выступить на суде свидетелем обвинения. «Но мы договаривались совсем о другом», – попробовал протестовать Штопор. «Как хочешь, – ответил Полуйчик. – Но долг и проценты по нему остаются на тебе». Возможно, Штопор и его супруга выступили в суде не слишком убедительно, статью о терроризме Барберу так и не пришили, зато намотали срок за убийство мента, хранение взрывчатки, оружия и героина. А у Полуйчика появилась новая возможность поискать и найти деньги, спрятанные Барбером. И Штопор не знает, увенчались ли эти поиски успехом.