Андрей Троицкий - Награда для Иуды

Алексеенко попробовал поднять руки, но убедился, что запястья прикованы наручниками к ножкам стула, а ноги привязаны капроновыми веревками то ли к газовой трубе, то ли к стояку отопления. В подвале никого. Алексеенко подумал, что, пожалуй, сможет вырваться из этого плена. Если вместе со стулом повалиться на бетонный пол, проползти немного вперед, можно зубами перегрызть веревки. Встав на ноги, он разломает стул в щепки, освободит руки. А дальше видно будет. В следующую минуту он понял, что планам не суждено сбыться.

Люк поднялся, вниз по ступенькам сошел Мальгин, державший в руках два бумажных пакета, следом спустился Плотников. Тюремщики вели себя странно. Не обращая внимания на Алексеенко, Мальгин встал к нему спиной, включил электроплитку, поставил на нее кастрюлю с водой. Плотников устроился в углу, врубил переносную лампу на длинном шнуре и стал листать засаленную книжку, делая вид, что все происходящее не имеет к нему никакого отношения.

– Ты что, собрался пельмени варить? – спросил Алексеенко, быстро уяснивший себе: отсюда, из подвала, живым не выйти. Его похоронят прямо здесь, вскрыв бетонный пол. Или поднимут наверх по кускам, разобранного на части.

– Почти угадал. Пельмени.

Алексеенко видел, как Мальгин достал из бумажного пакета и выложил на верстак несколько шприцов, ампулы в прозрачном пакетике, какой-то медицинский инструмент, марлевые тампоны. Достал из ящика ножовку по металлу. Раскрыл второй пакет. Алексеенко прищурился. Ну, что там? Два жгута, две пары резиновых перчаток, зажимы.

– В помещении мастерской кто-то оставался, так? – спросил Мальгин, опуская в кастрюлю скальпель и ампутационный нож. – Этот человек вызвал ментов? Таким макаром ты спас Елисеева. Или я ошибаюсь?

– Не ошибаешься, – процедил сквозь зубы Алексеенко. Он подумал, что хорошо бы умереть раньше, чем Мальгин перейдет от мер психологического воздействия непосредственно к пытке. – Мало того, те парни, что сидели в «Ауди» – мои люди. Поликовский и Кучер. Но тебе до них уже не дотянуться. А до Елисеева – тем более.

– Зачем ты это сделал?

– Затем что не предаю друзей. Или скажем так: не предаю людей, на которых работаю. Которые оплачивают учебу моего сына за границей. Доволен таким ответом?

– Ох, ох. Как красиво мы умеем изъясняться. На твоем месте я бы не делал таких самоуверенных заявлений. Тебе все рано придется ответить на все вопросы, хочешь ты того или нет.

– Пошел ты в задницу, Мальгин. Пошел ты знаешь куда, сука, драная тварь? В то место, откуда вылез при рождении. Честно, только между нами, мужиками… Ты ведь хотел оставить ту девочку для себя? Мечтал первым потрахать молоденькую сучку? А тебя опередили. Какая неприятность. Прими мои соболезнования.

– Заткнись, дерьмо.

Алексеенко натужно рассмеялся. Он поглядывал на закипавшую кастрюлю и отчаянно боролся с собственным страхом, который перерождался в животный ужас, навалился на него, словно рухнувшая кирпичная стена.

– Кстати, она ничего из себя, – Алексеенко плюнул на пол. Плевок повис на усах. – Когда мы начинали этот, как бы правильно выразиться, сеанс любви, девчонка, разумеется, возражала. Даже немножко побрыкалась. Так, для вида… Но потом ей стал нравиться этот процесс, она вошла во вкус. Даже кончила пару раз. Мои ребята постарались, да и я им помог. Ведь старый конь борозды не испортит. Верно?

– А ты знаешь, что за такие дела я тебя…

– Знаю, – крикнул Алексеенко. – Я все знаю. Но ты бы все равно меня замочил. Если бы я заложил всех своих ребят и Елисеева. Если бы ползал перед тобой на коленях, продрал штаны, стер кожу до костей, вылизал твою промежность… Что так, что эдак. Но итог один – пуля. Я знаю, что сдохну в этом вонючем подвале. И не пудри мне мозги, не рассказывай сказки, что отпустишь меня, да еще дашь денег на такси, чтобы я добрался до дома, успел к жене, пока она не заснула.

– Я знаю, на что ты нарываешься, – сказал Мальгин. – Но я тебя не убью.

Запрокинув донышком кверху флакон, он щедро плеснул на спирт на тампон и тщательно протер им полотно ножовки.

– Что ты собираешься делать? – не выдержал Алексеенко.

– Пока я стерилизую инструмент, – ответил Мальгин. – А дальше введу тебе в вену сыворотку, которая на несколько часов парализует двигательную систему человека. Это чтобы ты не сильно дергался. Затем обколю новокаином левое бедро, наложу жгут выше колена, чтобы крови из бедренной артерии вышло совсем немного. И начну ампутацию ноги. Ты все сможешь увидеть своими глазами, новокаин слишком слабое обезболивающее для такой трудной операции. Но от боли, когда я стану пилить ножовкой бедренную кость, ты не вырубишься, не потеряешь сознание. У меня скромный опыт по медицинской части. Но я уверен, что справлюсь. К завтрашнему утру у тебя не будет обеих ног, пальцев на руках и грязного языка во рту. И еще одной запчасти, той, которая между ног болтается. Господин Плотников будет мне ассистировать.

Плотников выключил переносную лампу, закрыл книжку и впервые подал голос.

– Я готов, – сказал он. – Вторая пара перчаток у тебя?

– Здесь, – отозвался Мальгин.

– Ты не сделаешь этого, – Алексеенко попробовал рассмеяться, но из горла вышел сдавленный хрип.

– Сделаю, – пообещал Мальгин. – С большим удовольствием. Ты останешься жить. Но, представь, что это будет за жизнь. Жена и сын, без остатка отдавший себя учебе за границей, отвернутся от тебя. Возможно, если повезет, ты устроишься в какую-нибудь нищенскую артель, которую держат цыгане. Тебя с обнаженными культями с утра до вечера станут возить на каталке по вагонам электричек. По утрам кормить чем попало, хуже, чем свинью кормят. И наливать стакан водки вместо обеда.

– Если я умру от заражения крови.

– Этот вариант исключен. Есть сильные антибиотики, я буду делать тебе инъекции, пока не заживут раны.

– Выключи свою чертову кастрюлю, – крикнул Алексеенко, чувствуя, что весь запас мужества уже растрачен до последнего гроша. Еще немного и, пожалуй, начнется нервный припадок. – Сними ее с огня. Сними… И убери с глаз моих ножовку и жгуты. Я не могу на это смотреть.

Мальгин повернулся к нему лицом.

– Твои условия?

– Я отвечу на все вопросы. Расскажу все, что знаю. Но ты обещаешь, что этого мясокомбината здесь не будет. Ты устроишь мне безболезненную смерть. Нальешь стакан спирта. Затем придуши веревкой или тем же жгутом. Когда потеряю сознание, добьешь выстрелом в затылок. Согласен?

– Годится, – ответил Мальгин.

Сделав несколько шагов вперед, Барбер и помахал рукой, давая знак, что они на месте, Чинцова может выходить. «Форд» остановился, водила не выключил фары и не заглушил двигатель. Открылась задняя дверца, Барбер поднял руку, прикрывая глаза от слепящего света. Только сейчас он обратил внимание, что Галина Алексеевна одета явно не по погоде. Короткий серый плащик, который не спасал ни от дождя, ни от ветра, на шее шелковый летний шарф, а на ногах не резиновые сапоги, а открытые туфли на низком каблуке. Видимо, женщина, собираясь на встречу, забыла обо всем на свете, внимания не обратила на то, что погода испортилась. Именно в эту минуту, разглядывая одежду Чинцовой, Барбер понял, что ментов нет, а дамочка ведет с ним честную игру.