Андрей Троицкий - Награда для Иуды

«А чего руки-то у тебя так трясутся? – спросил милиционер. – Кур воровал?» «Простите, – Чума улыбнулся жалкой затравленной улыбкой, похожей на гримасу боли и отчаяния. Он искал убедительное объяснение своей слабости, но тяжелая со сна голова совсем не петрила. – Вчера перебрал лишку. Ну, погуляли у друга. Да, перебор вышел». Милиционер, полистав паспорт, посмотрел билет на электричку до Москвы, вернул документ и сказал: «Перебрал, так ночуй у своего друга, а не таскайся по вокзалам». Патруль ушел, а Чума, не веря собственному счастью, приземлился на скамейку, сунул руку за пазуху, под майку, и убедился, что целлофановый пакет на месте.

Он отправился в буфет и позволил себе пару бутербродов, стакан крепленого вина, да еще взял на вынос огнетушитель красного, потому что дорога до столицы неблизкая. Через полчаса он сел в электричку и, разглядывая через стекло живописные осенние пейзажи, катил к родному дому. Иногда выходил в тамбур, выкуривал сигарету и прикладывался к бутылочному горлышку, чувствуя, как по жилам разливается приятное тепло. Сделав очередную ходку в тамбур, он вернулся в полупустой вагон, сел к окну и стал вспоминать события вчерашнего вечера. Чума надеялся, что в сумочке убитой женщины завалялись кое-какие деньги и не ошибся, пятьсот долларов, две крупные рублевые банкноты, плюс мелочь, минус мобильный телефон, который он взять не рискнул.

А вот обыск водителя не принес ничего кроме разочарования. Толстое кожаное портмоне нашлось именно там, где ему и следовало найтись, в левом внутреннем кармане пиджака. Но клапан кошелька оказался расстегнут. Купюры насквозь пропитались кровью, превратившись в никуда не годные бумаженции. Такие не отстираешь в машинке, а сунуться с ними в банк, чтобы обменять на новые купюры, значит, самому себе пришить срок. Повяжут прямо у окошечка кассы, когда женщина оператор, содрогнувшись от страха или брезгливости, нажмет кнопку тревожной сигнализации. Чума скомкал деньги в шарик и бросил на дорогу, а потом, закатав рукава, долго мыл руки в грязной луже, смывая с кожи кровяные пятна.

Чума долго раздумывал, как распорядиться свалившимся на него богатством. Пожалуй, половину полученной суммы надо отдать знакомому барыге, который давал деньги в рост под хорошие проценты. Но куда девать остальное? Голову сломаешь. Решение этой проблемы надо бы отложить до лучших времен, посоветоваться с кем-то из умных людей. В любом случае, теперь прежней жизни, когда приходилось утюжить пьяных и воровать то, что плохо лежит, навсегда пришел конец. На этой мысли Чума успокоился. Подъезжая к Москве, добил пузырь красного, и вышел на платформу в самом добром расположении духа. Он спустился в метро, через полчаса, доехав до своей остановки, двинул к дому пешком, завернув в винный магазин, взял большую бутылку водки и подобающей торжественному случаю закуски: сардины в томате и колбасы.

Светило ласковое сентябрьское солнце, на голубом прозрачном небе ни облачка, по всем приметам выходило, что госпожа удача, надолго забывшая о существовании Кеши Чумакова, вновь, как много лет назад, вспомнила о горемыке и, посылая ему свой привет, помахала белой пухлой ручкой, похожей на непропеченный ситный батон.

Когда до дома оставалось около квартала, впритирку к бордюрному камню остановился милицейский «жигуленок». С пассажирского сидения вылез грузный капитан в тесноватом кителе и, приблизившись к Чуме, на расстояние шага, преградил дорогу.

– Капитан Данилов, – представился мент и спросил документы

Чума, погруженный в раздумья о предстоящей легкой и веселой жизни, продолжал улыбаться, вытаскивая паспорт. То ли эта нахальная улыбка, то ли грязная одежда Чумакова не понравились капитану. Получив паспорт, Данилов даже не взглянул на него, просто сунул в карман кителя и, спросил:

– Ну, чему улыбаешься, задница грязная?

– Просто так, – Чума продолжал улыбаться, он был уверен, что встреча с милицией обернется очередной проверкой ксивы, не более того. – Солнышко сегодня, день хороший.

– Но не для тебя. Где ты так обтрухался? – капитану не нравилось, когда всякие общественные отбросы, которым место на помойке, нахально скалятся ему в лицо и во время разговора не вынимают руки из карманов. – В канаве спал?

– А что, спать в канаве запрещено УК? – бухнул Чума и ужаснулся тому, что сказал.

– Вытащи руки, чтобы я их видел, – скомандовал мент.

Чума хотел что-то объяснить, но капитан уже не слушал. Только похлопал подозрительного субъекта по карманам пиджака и брюк, проверяя, нет ли при нем перышка или ствола, рявкнул:

– Быстро в машину. На заднее сидение.

Уже через четверть часа Чуму обыскали в отдельной комнате через стенку от дежурной части. Обыск проводил все тот же капитан Данилов и милиционер водитель, поскольку в этот обеденный час лишних людей в отделении не оказалось. Когда на стол лег целлофановый пакет с долларами, капитан велел водителю покинуть помещение и сбегать за пивом, а задержанному приказал встать на колени и отвернуться в угол. Данилов пересчитал деньги и задал Чуме несколько вопросов. Затем вызвал дежурного милиционера, а сам, засунув доллары под китель, заперся в своем кабинете.

Чума до вечера просидел в обезьяннике, где компанию ему составила какая-то пьяная баба, которая беспрестанно материлась и плевала на подол своего платья. Данилов же, не решаясь самостоятельно принять важное решение, дожидался своего близкого приятеля, заместителя начальника отделения майора Струкова. Когда тот вернулся на службу после затянувшегося обеда, капитан без стука вошел в кабинет, запер дверь изнутри на ключ. Обогнув письменный стол и склонившись к самому уху Струкова, поведал ему доверительным шепотом историю задержания Чумакова и найденных при нем денег. Закончив рассказ, Данилов вытер испарину, сев на стул, стал ждать указаний.

– Ты пробил его по компьютеру? – спросил Струков.

– Наш клиент, – кивнул Данилов. – Три ходки за кражи, две за грабеж. Последний раз суд крестил его пять лет назад за баул, который он спер у рыночной торговки. Состоит на учете у ПНД, короче, полный псих с уголовным прошлым. Не женат, из родственников только престарелая мать. По оперативным данным, связей с прежними кентами не поддерживает.

– Ну, и прекрасно, – неизвестно чему обрадовался Струков. – Что говорит сам задержанный: откуда у него такие деньги?

– Утверждает, что нашел пакет на улице, за шашлычной «Эдельвейс».

– Тем лучше. Как нашел, так и потерял. Значит так, слушай сюда. Сейчас переведи Чумакова из обезьянника в отдельную камеру. Пусть отдохнет, наберется сил. Продержите его до десяти вечера и отпустите. Верните паспорт, сумку с водкой и харчами. И вот еще что, суньте ему в авоську сто баксов.