Гийом Апполинер - Детектив и политика. Вып. 1

Свой товар Хендрик Верстиг расхваливал недолго и умолк. Слова он тратил понапрасну. Незнакомец не отвечал и, казалось, даже не слушал его.

Их путь, друг подле друга, они продолжали в молчании. Только обезьянка, затосковав о родных тропиках, ужаснувшись туману, иногда слабо вскрикивала, да попугай хлопал крыльями.

По прошествии часа незнакомец неожиданно сказал:

— Приближаемся к моему дому.

Они уже вышли из города. Вдоль дороги с обеих сторон тянулись большие парки, отгороженные решетками. Время от времени попадались отдельные деревья, освещенные окна коттеджей, а вдали, в море, то и дело зловеще взвывала сирена.

Перед одной из решеток незнакомец остановился, достал ключи, открыл калитку и тут же снова запер ее за Хендриком.

В глубине сада матрос с трудом различал небольшую, но вполне приличного вида виллу, ставни которой, однако, были закрыты и не пропускали никакого света.

Незнакомец, его молчание, безжизненный дом — все это было как-то мрачно. Но Хендрик вспомнил, что его случайный попутчик живет один.

«Это оригинал, — подумал Хендрик, — ведь ясно, что голландский матрос не столь богат, чтобы его заманивать и грабить!» Ему стало стыдно за свое минутное беспокойство.

— У вас есть спички? Посветите мне, — сказал незнакомец. Матрос повиновался. Незнакомец ключом, открыл дверь коттеджа. Войдя в дом, незнакомец принес лампу, свет которой высветил со вкусом обставленную гостиную.

Хендрик Верстиг успокоился совершенно. Уже вновь он лелеял надежду, что его странный спутник купит и большую часть ткани.

Незнакомец вернулся в гостиную с клеткой.

— Посадите в нее вашего попугая. Мне не хотелось бы брать его в руки до тех пор, пока он не будет ручным и не сможет говорить так, как я того хочу.

Затем, закрыв клетку, в которой метнулась напуганная птица, незнакомец предложил матросу взять лампу и пройти с ним в соседнюю комнату, где должен был стоять стол, удобный, чтобы развернуть ткани. Едва Хендрик Верстиг вошел в соседнюю комнату, он услышал, как за ним закрылась дверь и повернулся в замке ключ. Он стал пленником.

Возмутившись, он поставил лампу на стол и только решил высадить дверь, как его остановил голос:

— Матрос, один ваш шаг вперед, и вы мертвы!

Хендрик поднял голову и увидел, что через люк, который он раньше не заметил, на него смотрит дуло револьвера.

В ужасе он остановился. Бороться казалось бесполезным. При таких условиях он не смог бы даже воспользоваться ножом, да и револьвер был бы бесполезен. Незнакомец, во власти которого оказался Хендрик, укрывался за стеной сбоку от люка. Наблюдая за матросом, он мог просунуть лишь руку с направленным на Хендрика оружием.

— Слушайте меня внимательно! — сказал незнакомец. — Повинуйтесь! Услуга поневоле, которую вы мне окажете, будет вознаграждена. Правда, у вас нет выбора. Следовательно, повиноваться мне нужно не задумываясь. Иначе я пристрелю вас как собаку… Откройте ящик стола… Так. Вы видите шестизарядный револьвер. В нем пять патронов… Возьмите его…

Голландский матрос повиновался почти бессознательно. Обезьянка на его плече дрожала и вскрикивала.

Незнакомец продолжал:

— В глубине комнаты вы видите занавеску. Отдерните ее…

За занавеской Хендрик увидел альков, в котором на кровати, связанная, с кляпом во рту лежала женщина.

— Развяжите этой женщине руки и ноги, — скомандовал незнакомец, — вытащите кляп!

Когда приказание было исполнено, женщина, совсем юная и восхитительно привлекательная, бросилась на колени рядом с люком:

— Харри! Это подлая западня! Вы затащили меня на эту виллу, чтобы убить здесь! Вы говорили, что сняли виллу, что мы проведем в ней первые дни после того, как мы помирились. Я думала, что смогла убедить вас. Я считала, что в конце концов вы поверили. Я никогда не была виновата! Харри! Харри! Я невиновна!

— Я не могу верить вам, — сухо ответил незнакомец.

— Харри! Я невиновна… — повторила женщина сдавленным голосом.

— Это ваши последние слова. Я тщательно фиксирую их. Потом мне будут повторять их… Всю жизнь... — голос незнакомца дрогнул, но тут же снова окреп. — Ибо… я еще люблю вас. Если бы я так не любил, то убил бы вас сам. Но я не могу. Это невозможно. Потому, что я люблю вас. Теперь вы, матрос. Слушайте! Если прежде, чем я сосчитаю до десяти, вы не всадите пулю в голову этой женщине, я уложу вас мертвым к ее ногам… Итак! Раз… два… три…

Незнакомец еще не сосчитал до четырех. Потеряв рассудок от ужаса, Хендрик выстрелил в женщину, которая, по прежнему стоя на коленях, неотрывно смотрела на него. Пуля попала ей в лоб. Следующий выстрел, раздавшийся из люка, поразил матроса в висок. Тело уже оседало вниз, но визжащая обезьянка еще пыталась спрятаться в складках свитера.

На другой день в пригороде Саутгемптона случайные прохожие, услышав странные крики из коттеджа, сообщили в полицию.

Вскоре прибывшими полицейскими двери виллы были взломаны. Внутри были найдены трупы молодой женщины и матроса. Обезьянка, внезапно выскочившая из-под свитера бывшего хозяина, вцепилась в лицо одного из полицейских. Она напугала их настолько, что, несколько сдав позиции, они пристрелили ее прежде, чем снова приблизиться к телам.

Провели следствие. Было ясно, что женщину убил матрос, а потом застрелился сам. Тем не менее обстоятельства происшедшего не были до конца ясны. Конечно, оба трупа были сразу же опознаны, но возник вопрос: в результате стечения каких обстоятельств леди Фингал — жена пэра Англии — оказалась одна в загородном доме с матросом, только накануне прибывшим в Саутгемптон?

Владелец виллы не смог дать проясняющих ситуацию объяснений. Коттедж был снят за восемь дней до трагедии на имя некоего Коллинза из Манчестера, который, кстати сказать, так и не был обнаружен. Этот Коллинз якобы носил очки и длинную рыжую бороду. Впрочем, борода могла быть фальшивой.

Лорд Фингал, близкие друзья которого называли его Харри, прибыл в Саутгемптон из Лондона, как только узнал о случившемся, со всей поспешностью. Несчастный боготворил жену и был неутешен. После этих событий он удалился от светской жизни. Он живет в Кенсингтоне один, не имея рядом с собой никого, кроме одного слуги да попугая, который беспрестанно твердит: «Харри, я невиновна!»

В лице Сэмюэла Спейда было что-то мефистофелевское: длинный костлявый заостренный подбородок, постоянно поднятые уголки губ, глубокий треугольный вырез ноздрей, брови вразлет над двумя складками, из которых торчал крючковатый нос, да клинышек коротких светло-русых волос между большими залысинами. Обычными, а не раскосыми, как следовало ожидать, были только его желтовато-серые глаза.