Сергей Волгин - Лейтенант милиции Вязов. Книга первая

— А он говорил о том, что ночью опять поедет на вокзал?

— Кажется, говорил, точно не помню.

— С вами еще кто-нибудь был?

— Нет, не помню.

— Как по-вашему, кто мог убить Чурикова?

Покрасов, побледнев, не моргая глядел на подполковника.

— И подумать не знаю что. Федя был тихий человек, ни с кем не скандалил, только один раз, помню, он повздорил с шофером нашей автобазы Панкратовым. Но Панкратов степенный человек. Надо полагать, посторонние совершили злодейство, хотели угнать машину.

— Кто же эти посторонние могут быть?

— И подумать не знаю на кого.

— Хорошо, идите и подождите в приемной, — приказал подполковник и, когда Покрасов вышел, поднялся. За ним встали остальные.

— Кажется, здесь есть какой-то след, — сказал майор. — Шофер был пьян.

Урманов не обратил внимания на слова майора, некоторое время задумчиво смотрел в окно, потом махнул рукой:

— Поедемте, Терентий Федорович.

Костя стоял посередине маленькой комнаты, покачиваясь. Голова у него кружилась, к горлу подступала тошнота. Какая-то сила, словно ветер, валила его с ног, и он не выдержал, плюхнулся на кровать, свесив ноги до полу. Долго лежал бледный, с закрытыми глазами. Зачем он напился? Первый и последний раз! И все этот Витька: мы большие, нам позволено, для всех праздник, все выпивают… И вскипело зло, противен стал Витька, эта комната и этот дом…

Нескладно сложилась жизнь у Кости.

В Полтавской области есть деревенька Иванькино, она заросла садами и палисадниками, на огородах у речки растет сочная морковь и крупная белая капуста. Дома в деревеньке беленькие, по утрам над ними поднимаются столбы дыма, во дворах пахнет парным молоком. Когда началась война, Костя еще ездил верхом на прутике и целыми днями купался в пруду, заросшем белыми лилиями. А потом все переменилось. Он помнит, как провожали отца: много народу собралось у околицы, женщины плакали, плакала и мать, а он стоял возле отца серьезный и гордый тем, что отец уходит на фронт. Косте тоже хотелось поехать на фронт, но маленьких не пускали.

Фронт подходил ближе, по утрам стал слышен гул, похожий на далекий гром, и колхозники решили эвакуироваться. Костя сидел на телеге среди узлов и дремал; свинцовый рассвет только-только побелил небо, с реки дул холодный ветер; где-то в серой вышине уже гудели самолеты — надрывно и тягуче. Обоз тронулся шумно: топот ног, скрип колес, хриплые голоса стариков разбудили Костю. Мать шла рядом с телегой, подоткнув за пояс подол юбки. Костя раньше никуда не выезжал из деревни, и теперь ему все было интересно; незнакомые поля, рощи, овраги, светлые ручьи манили его к себе, и он порывался слезть с телеги, но мать не пускала, и Костя на нее сердился.

Самолеты налетели часа в три пополудни. Костя не помнил, как он очутился на земле, как ему обожгло бок. После бомбежки он узнал, что матери нет…

И опять он ехал на телеге, теперь лежа на перине, и смотрел в прозрачное, но страшное небо; потом его долго везли в поезде, и Костя не понимал, где он и куда его везут. Так он попал в Ташкент. Много дней Костя лежал в больнице, скупо отвечал на вопросы раненых солдат, а ночами плакал. В то время на лице его появились морщинки.

Костя хорошо помнил соседа по койке, пожилого, с густой черной щетиной солдата, у которого вся грудь была перебинтована. Солдат поворачивал голову, шевелил сизыми усами, часто пристально смотрел на Костю, ничего не говорил, а крупные слезы текли по его впалым щекам.

Однажды в госпиталь пришли старик и старуха: он- горбатый, она — маленькая и сухая. Врач спросил Костю, пойдет ли он к ним жить. Костя согласился — ему все равно, куда идти.

Улицы города, полные народа, трамваи, вода у тротуаров поразили воображение Кости, и он на время забыл свое горе. Широко раскрытыми глазами смотрел он на город-большой и шумный, на запыленное слегка небо, которое гудело тысячами звонков и стуков.

Квартира стариков состояла из двух маленьких комнат да кухоньки и наполнена была всевозможными безделушками: вазочками, статуэтками, дешевыми, ярко размалеванными барельефами, какие в большом количестве продают на базарах незадачливые художники. Но не это привлекало внимание Кости. У стариков жили три удивительно лохматые кошки, они сидели на кровати и круглыми глазами смотрели на мальчика. Костя заметил, что, войдя в дом, старик неожиданно выпрямился, горб у него пропал. Через некоторое время в комнату вошла женщина, что-то сказала старику, приблизилась к Косте и пробежала пальцами по его лицу, потом по голове. Он догадался, что женщина слепая, и невольно съежился, втянул голову в плечи.

Пили чай за круглым низеньким столом. На расспросы Костя отвечал скупо, с любопытством косясь на лохматых кошек, и старик назвал Костю маленьким зверьком.

— Подходяще, — прогнусавила старуха.

Косте отвели отдельную комнату, поставили кровать, этажерку. Через два дня старик повел его в школу. Директор, записывая, сказал:

— Так и зарегистрируем: Константин Старинов.

— Я не Старинов, — сердито возразил Костя, — я Сидоренко.

Директор и старик переглянулись.

— Добре, будешь Сидоренко, — согласился директор.

Прошло почти девять лет. В семье Старинсвых ничего не изменилось, если не считать прибавления кошек. Их стало десять. И еще Костя узнал, что слепая женщина- Маруся — ходит на базар гадать, она дальняя родственница Стариновых, а сын Алексей сидел в тюрьме за воровство.

Старики не особенно смотрели за Костей, соседям часто говорили, что они взяли на себя обузу, но терпят — такое время. Федот Касьянович Старинов работал бухгалтером в тресте, уходил на службу рано, возвращался поздно, а иногда не являлся и ночевать. Продукты с базара носила Маруся. Бывали случаи, когда старуха скандалила с Марусей.

— Мы тебя кормим, за тобой смотрим! — кричала старуха.

— Я сама себя кормлю, и нечего меня считать прислугой, — отвечала Маруся и сердито хлопала дверью.

Костя был полностью предоставлен самому себе, он уединился, замкнулся. И в школе у него не было близких друзей. С Витей Копытовым они часто возвращались вместе из школы, иногда ходили в кинотеатр, но дружба у них не ладилась. Витя старался командовать, а Костя глухо возмущался, и у них ни разу не состоялась душевная беседа, им не о чем было говорить — так различны оказались их интересы. Витя таскал товарища по городу, рассказывал анекдоты, а как только Косте надоедала болтовня, он уходил.

За девять лет Костя почти ничего не узнал о прошлом своих странных родителей. Аглая Константиновна целыми днями возилась с кошками, мыла их, чесала, кормила; иногда она распускала свои короткие седые волосы, и Косте казалось, что она и сама похожа на кошку. Алексей тоже не нравился Косте. С родителями парень не жил, работал на заводе электромонтером, ио имел удивительно много денег. К Косте он относился покровительственно, старался его поучать. Вся философия Алексея сводилась к тому, что жизнь человека коротка и дается ему она один раз. Как-то Костя задал ему вопрос: зачем он десять лет жизни потерял в тюрьме? Алексей усмехнулся и ответил: «Я хочу хоть немного, но пожить хорошо, меня не привлекает жалкое существование». Костя понял, что Алексей не собирается бросать воровские дела, и перестал к нему ходить. Он решил уйти из этой семьи по окончании десятого класса. Надо было потерпеть только еще один год. Но время идет так медленно…