Игнасио Акунья - Частный детектив. Выпуск 12

Не помню, сколько времени я находился без сознания. Когда я, наконец, с трудом приподнялся с пола, покрытого ковром, то попытался вспомнить, что же произошло. В изнеможении прислонившись к холодной стене, сквозь наплывающий волнами туман в глазах я огляделся вокруг: та же комната, то же полуобнаженное мертвое тело прекрасной женщины. Только шкатулка исчезла, а вместе с ней и драгоценности.

Вдобавок ко всему, я услышал далекий приближающийся звук сирены, как бы разрезавшей теплый ночной воздух. Я оцепенел от страха. И не ошибся — протяжный звук сирены приближался. Необходимо скорее покинуть этот проклятый дом. Я осмотрелся и вспомнил — ведь где-то в доме остались мои перчатки. Взглянув на свои руки, почувствовал, как отчаянно забилось сердце — они были в крови. Мне стало ясно, что какие-то мерзавцы заманили меня в ловушку. В ужасе я отметил, что все стены спальни тоже забрызганы кровью. «Повсюду остались мои отпечатки», — с горечью подумал я, прислушиваясь к приближающейся сирене. Ее плачущий голос становился все громче, громче. Я выскочил во двор как раз вовремя. Возле дома послышался скрежещущий звук резко затормозившей машины, за ним последовали сокрушительные удары в дверь. Я протиснулся сквозь садовую решетку и бросился наутек.

Добравшись до отеля, я сразу принял душ. Затем осмотрел рану на своей голове. Нестерпимо болел затылок, на котором вскочила огромная шишка. Но, судя по всему, ничего серьезного не произошло. Я оделся, жадно проглотил полстакана «бакарди» [3] Бакарди — сорт рома. и, поудобнее усевшись в кресле, принялся раздумывать над тем, какого черта я влип в эту дурацкую историю.

На часах половина одиннадцатого — значит, все эти странные события произошли за какие-нибудь полтора часа. Я не стал тратить время на бесплодные сожаления по поводу случившегося, а решил сразу оценить ситуацию. Развалившись в кресле, дважды перечитал письма — лишь три из них принадлежали сенатору. Остальные были написаны другими, как видно, более благоразумными людьми, поскольку не были подписаны полным именем. Отложив в сторону письма сенатора, я спрятал оставшиеся в карман. Вряд ли они мне понадобятся.

Выпив с наслаждением еще глоток рома, взялся за телефон. И улыбнулся: девочка оказалась послушной — видимо, она не отходила от аппарата, с нетерпением ожидая моего звонка. Тяжело дыша, она спросила:

— Вы достали?

— Да, — ответил я. — И это и еще многое другое. Когда вы заплатите?

Мои слова похоже ее встревожили.

— Я что-то не понимаю… Вы сказали «и многое другое». Объясните, пожалуйста.

— Это не телефонный разговор, синьорита Рамирес.

Прошло несколько секунд, прежде чем она заговорила:

— Я приеду к вам в контору в течение получаса. Как вы на это смотрите?

— Буду ждать вас там, — ответил я и повесил трубку.

На часах — половина двенадцатого. Через сорок минут я был в конторе, где меня уже ожидали. Но это оказался сам Рамирес — старый, лысый и толстый. Его маленькие, хитрые глазки перебегали с предмета на предмет. Лицо сенатора — круглое и расплывшееся напоминало мяч. Одетый в дорогой, хорошо сшитый костюм, Рамирес имея вид человека, привыкшего всегда повелевать. С подозрением взглянув на меня, он высокомерно произнес:

— Полагаю, вы и есть тот самый Арес?

Я не ответил. По сути дела, слова Рамиреса и не были вопросом. Небрежным жестом я прикрыл дверь. Сенатор прошел на середину кабинета и без разрешения плюхнулся на стул, который жалобно заскрипел под его тяжестью.

— Сеньорита Рамирес не придет? — спросил я.

— Не собираюсь объяснять вам причины, по которым моя дочь не пришла. — Рамирес взглянул на часы. — Мне известно, что она наняла вас, чтобы получить кое-какие бумаги. Разумеется, без моего ведома. Все это она проделала за моей спиной. Работа вами выполнена и, видимо, успешно, не так ли? Поэтому я лично явился за ними; вот здесь 200 песо, которые мы вам должны, как и договаривались. — Он извлек из бумажника две сотенные купюры и положил их на стол.

— Как бы не так! Если уж на то пошло, сенатор, ваша дочь подговорила меня украсть ваши письма к вашей возлюбленной Сусанне, — насмешливо воскликнул я.

Услышав о письмах, сенатор даже бровью не повел. Он посмотрел на меня с презрением.

— Из-за неопытности моей дочери, я, похоже, попал в лапы такого омерзительного прохвоста, как вы, — сказал он. — Полагаю, 300 песо вам недостаточно. Сколько же вы хотите?

— Не знаю, сенатор, — любезно ответил я, почесывая подбородок. — Конечно, деньги меня интересуют, но нет такой цены, которую можно было бы заплатить за это, — я улыбнулся и нагло посмотрел ему в глаза. — Конечно, будь у меня парламентская неприкосновенность, меня бы тоже не волновала какая-то там смертишка, но понимаете, тут такое дело, я всего-навсего бедный…

Он грубо прервал меня, лицо его побагровело.

— Как?! Как вы сказали?! Предупреждаю, я не намерен терпеть какие-либо выходки! Меня ваши отговорки не волнуют! Что это за намеки? Где письма, черт побери?!

— Похоже, вы не понимаете, сенатор, — вежливо улыбнулся я. — Мы сейчас говорим о покойнике, вернее, о покойнице. Вам ясно? Ваша прекрасная любимая Сусанна мертва. Когда я пришел к ней домой, то застал ее труп. И вы должны кое о чем хорошо подумать.

Когда я умолк, на моем лице уже не было беспечной улыбки. Я понимал, что произошло преступление, и я — единственный свидетель. Я сидел на стуле, наклонившись вперед и подняв глаза, увидел в руке Рамиреса пистолет.

— Вы, должно быть, не отдаете себе отчета, что значит смеяться надо мной! — с яростью прошипел он. — Письма, живо!

Я сунул руку в карман и с недовольным видом вынул два письма и положил их на стол.

— Одного не хватает! — рявкнул сенатор.

— Вот как? — изобразил я удивление. — Я обнаружил там только два.

Рамирес не отводя дула пистолета, гневно посмотрел на меня.

— Я написал три письма! — прорычал он.

— Мне очень жаль, — ответил я. — Но это все, что у меня есть. — Потом, словно меня внезапно осенила эта мысль, добавил: — Может, женщина уничтожила или спрятала одно письмо, чтобы потом вас шантажировать?

— Именно это меня и интересует, — задумчиво пробормотал сенатор.

Он спрятал письма в карман пиджака и направился к двери. Продолжая сжимать в руке пистолет, он бросил на меня пронизывающий взгляд.

— Запомните хорошенько, Арес. Не вздумайте меня шантажировать с помощью этого письма.

— Письмо… — пробормотал я себе под нос, когда он вышел. — Сусанне оно больше не нужно. — Взглянув на часы, увидел, что уже половина первого. — Да, и здорово же я влип.

Пожав плечами, я положил в бумажник 200 песо. «Выясню, кто ее убил», — подумал я и вышел из конторы.

В гостинице, прежде чем лечь спать, я достал свою записную книжку и занес в нее наиболее значительные события прошедшего дня. Такая у меня выработалась привычка с тех пор, как я занялся своей неблагодарной деятельностью. Затем я уснул и крепко спал до самого утра.