Джеймс Чейз - Том 19. Посмертные претензии. Хитрый как лиса. Плохие вести от куклы

Арена Бланка была перед ним. Песок, окаймлявший маленькую бухту, был настолько белым, что глазам было больно на него смотреть. За песком протянулась полоса старых деревянных построек, необычайно узких и вытянутых, с плоскими крышами. Впечатление не меняло даже то, что они недавно были выкрашены веселыми красками: желтой, голубой, ярко-зеленой. Все равно казались мрачными на зимнем солнце. Над ними в небе безраздельно царствовали беззаботные чайки. Бухта поблескивала голубым кафелем. Маленькое суденышко, стоящее на якоре, могло бы быть написано кистью самого Рауля Дафи.

Такими же суровыми и унылыми выглядели и омытые дождями холмы, отгораживающие это местечко от остального мира.

Острое чувство одиночества не покидало его с тех пор, как три месяца назад они расстались с Дутом. И виноваты в этом были умершие: умерший Дуга, мальчишка-француз, который сломал себе шею на сумасшедшем повороте на ипподроме Ле-Мана, и его собственный умерший, седеющий декоратор, погибший от рака в больнице.

Они с Дутом были неразлучны, но мертвые вклинились между ними. Чувствуя их постоянное присутствие, они стали относиться друг к другу с той омерзительной внимательностью, с которой люди подменяют на похоронах любовь. Так жить дальше было невозможно, и они расстались.

В том месте, где дорога доходила до пляжа, сгрудился десяток почтовых ящиков — неуклюжие разноцветные металлические цветы, торчащие на подпорках, глубоко ушедших в жесткую траву, растущую на дюнах. Ящик с дощечкой «Стэннард» был розового цвета, что, как он полагал, означало, что ящик относится к розовому дому с левой стороны на самом мысу.

Он извлек сигарету из кармана, в другом нашел зажигалку, повернул колесико.

Дорога когда-то была покрыта гудроном, но песок и трава постепенно возвращали ей первоначальный вид. На мысе от нее осталась лишь едва заметная колея: здесь на дорогу постоянно набрасывался ветер, соленые брызги, иной раз даже волны.

Под колесами машины трещали ракушки, потрескивали принесенные океаном сучья.

Нижняя часть розового дома была превращена в гараж. Покосившаяся дверь была поднята. Внутри стоял многоместный легковой автомобиль марки «форд» образца 50-х годов, во многих местах с него облезла краска.

Щелкнув зажигалкой, он закурил сигарету, затянулся разок и вылез из машины, оставив ее тут же на дороге. В этом уединенном месте она не создаст пробки.

Поднявшись по деревянным ступенькам, он очутился на крыльце. Кнопка звонка побелела от соли, но звонок действовал. Загремела какая-то посуда, раздались быстрые шаги. Дверь распахнулась. Женский голос пронзительно закричал:

— Где ты пропадал? Неужели было трудно позвонить?

Голос замолк. Это была женщина. Она попыталась улыбнуться, но образовавшиеся при этом линии у рта говорили о напряжении и тревоге в ее жизни. Что-то погасило блеск ее глаз, они утратили присущую им голубизну, стали такими же выцветшими, как и ее мужская рубашка, заправленная в юбку из грубой хлопчатобумажной ткани. Надетые на босу ногу бесформенные башмаки тоже не украшали эту особу. Руки у нее были в мыльной пене. Она обтерла их об юбку и отбросила со лба светлые волосы.

— Извините, — заговорила снова она, — я ожидала другого человека. Кто вы такой?

— Меня зовут Дэвид Брендстеттер. Я следователь по претензиям страховой компании «Медальон».

Он протянул ей свое служебное удостоверение, но она не взглянула на него. Ее глаза были прикованы к его лицу.

— Следователь?

— Я ищу Питера Оутса. Он живет здесь?

— Ох, только не говорите мне, что имеются какие-то неполадки со страховкой! Джон всегда…

— Страховка в порядке, — прервал он ее. — Могу ли я поговорить с Питером Оутсом?

— Его здесь нет.

У нее поникли плечи.

— Я бы очень хотела, чтобы он был тут… Я никак не могу его разыскать. Ведь он даже не знает о смерти отца.

Ей было больно это выговорить, она закусила губу и стряхнула навернувшуюся на глаза слезу.

— Послушайте, мистер Бренд…

Она позабыла фамилию, так случалось со многими людьми, слышавшими ее впервые.

Он повторил ее еще раз.

— А ваша фамилия Стэннард?

— Да. Эйприл Стэннард.

Она кивнула головой.

— Послушайте, войдите в дом. Может, я смогу вам помочь? — Поспешно рассмеялась и добавила: — Или, возможно, вы сможете мне помочь… Похоже, что полиции нет ни до чего дела.

Она отошла от двери.

— Заранее прошу извинения за беспорядок в доме.

Дэйв плохо видел после яркого солнца снаружи. Потом он услышал звук раздвигаемых цветных занавесей. Передняя стена в доме была из сплошного стекла с прекрасным видом на бухту. Стекло затуманилось от соли, но комната была хорошо видна. Заброшенная, вот как можно было ее охарактеризовать. Пыль покрывала полированную мебель, не новую, но привыкшую к заботливому уходу. Чехлы нуждались в утюжке. Кое-где в углах повисла паутина. На кофейном столике стояли немытые тарелки с остатками давно съеденных продуктов, кофейные чашки, полрюмки загустевшего вина, которое так никогда и не будет выпито.

— Садитесь, — предложила она. — Я приготовлю вам кофе.

Он опустился на кушетку, свалив при этом три книги, примостившиеся на самом уголке кофейного столика. Это были тяжелые фолианты в красивых сафьяновых переплетах с металлическими украшениями XVIII или XVII века.

Он потянулся за ними, но она первой подняла их с пола.

— Я сейчас уберу, чтобы они вам не мешали.

Две стены снизу доверху были сплошь заставлены книжными полками. Она не смогла найти для книг свободного места.

— Как странно, я что-то их не припоминаю…

Она поставила две книги на пол, прислонив их к полке, третью раскрыла и тихонько присвистнула: «Путешествие Кука. Первое издание». Секунду она хмурилась, затем пожала плечами, поставила эту книгу рядом с двумя первыми и нагнулась над гостем, чтобы забрать грязную посуду и смятый в чьем-то кармане конверт — английская марка, элегантная надпечатка сверху.

— Я совершенно не убираюсь, — заговорила она. — Мне очень стыдно. Здесь все до сих пор в таком виде, как он оставил.

Женщина вышла на кухню, но продолжала говорить под звяканье чашек, только слегка повысив голос:

— Если бы был Питер, я бы взяла себя в руки. Но совсем одна я не могу справиться с тоской. У меня опустились руки. И я ничего не делала вплоть до сегодняшнего дня, когда решила навести порядок в доме.

Она принесла кофе в чашечках, гармонирующих с комнатой: тоненькие, изящные, разрисованные цветочками «Чисто женские чашки. Совсем не такие, как эта девушка», — подумал Дэйв.