Юлия Терехова - Хроника смертельного лета

– Ну да, – Анна была настроена скептически, – долго мне, видимо, ждать придется…

– Как получится, – хмыкнул Орлов и хлопнул вошедшего Антона по спине:

– Привет, раненый, как рука?

– Жить буду, – хмуро ответил Антон, демонстрируя перевязанную ладонь. – Что это вы такой свинарник на кухне развели ночью? Стакан разбили…

Мигель заржал. Анна тоже хихикнула:

– А еще мне пришлось колье Катрин по одной бусине собирать – я что, нанималась? Кстати, Орлов, ее жемчуг в банке из-под конфитюра. На подоконнике стоит.

– Передам, – пробурчал Орлов. – Кого-то я еще не досчитываюсь.

– Булгаков поехал за круассанами, – сообщила Анна, – а к твоей подружке я достучаться не могу. Все дрыхнет.

– Подружке? – переспросил Орлов. – Какой еще подружке?

– Орлов! – с досадой воскликнула Анна.

– Ах да! Я совсем про нее забыл… А она что, все еще здесь? И чем она занималась?

– Это ты у Рыкова спроси, – ухмыльнулся Мигель.

– Ты о чем, амиго? – повернулся к нему Орлов, но испанец не успел ему ответить.

Звонок домофона отвлек их от того, чтобы развернуть очередную перебранку.

– Это Серж, – Анна невозмутимо наливала сливки в молочник. – Антон, открой…

Катрин еще раз оглядела себя в зеркале. Собственное отражение приводило в отчаяние. Опухшее лицо – от слез или от алкоголя? Или от того и другого сразу? Запекшаяся кровь на скуле, разбитые губы, черные синяки на руках и ногах. Жалкий вид завершали потеки туши на щеках. Она подняла с ковра то, что еще недавно было ее роскошным платьем. «Мое платье! – у Катрин защипало в глазах, и она уткнулась лицом в обрывки ткани. – Что он сделал с моим платьем!» Клочья, оставшиеся от маминого подарка, не годились даже для мытья полов. С удивлением она обнаружила свое белье и чулки, в столь же плачевном состоянии, но аккуратно сложенные на стуле. «Скотина, – пронеслось у нее в голове, – пусть теперь мне платье покупает… Господи, о чем я! Он меня оскорбил, унизил, избил, мое платье выглядит лучше, чем я». Умывшись с мылом, Катрин порылась в сумке, достала огромные солнечные очки и нацепила их на нос – темные, почти черные стекла скрыли больше половины лица – но губы, распухшие, с все еще свежей кровоточащей ранкой – не спрятать. «Что же мне так скверно?.. Так плохо… Где я читала, что изнасилование – это крайняя степень унижения? Да, так я примерно себя и чувствую. Словно меня публично высекли плетью у позорного столба. Причем сделал это родной и близкий человек. Как теперь жить с этой мерзостью в душе?..»

Катрин вытащила из кучи одежды ковбойку и надела ее, чтобы прикрыть почерневшие от кровоподтеков запястья. А вот ноги… И если задуматься: как она домой поедет? Шорты, открывающие бедра, и туфли на шпильке… Кошмар. Только плакат осталось на грудь повесить: «Жертва сексуального насилия».

Она взяла с банкетки шелковое голубое покрывало. «Недурное сари получится», – вздохнула Катрин, и с облегчением сняла неудобные джинсы Антона. Сложив покрывало вдвое, обернула вокруг бедер и завязала узлом чуть ниже талии. Если это применимо к данной ситуации – она осталась почти довольна. О том, как отнесется Антон к столь вольному обращению с его имуществом, она предпочла не думать.

Катрин пошлепала на кухню – импровизированное сари сковывало движения, и она семенила мелкими шажками. Так она и появилась перед всеми – босая, в голубом покрывале, майке-алкоголичке, клетчатой ковбойке и очках в пол-лица. И с разбитым ртом. Немая сцена.

– Кензо отдыхает, – Анна первая смогла что-то из себя выдавить.

– Без комментариев, – пробормотала Катрин и села к столу, молясь, чтобы никто не заметил, как она корчится от боли.

– Уж извини, принцесса, – медленно произнес Мигель, – комментарии последуют…

– Пожалуйста, не надо, – жалобно попросила Катрин. – Я ударилась…

– О дверь? – любезно подсказал Мигель.

Катрин кивнула, а он обратился к Анне:

– Ты вот это назвала «мелким членовредительством», querida [12]? Изящный эвфемизм.

Орлов с наглым выражением лица сидел на подоконнике и, торжествующе посматривая на всю компанию, курил. Время от времени он переводил взгляд на Катрин, сгорбившуюся у стола, и злорадно щурился.

– Да что же это такое! – Анна всплеснула руками и посмотрела на мужа. – Антон! Почему ты молчишь?!

– Слова подыскиваю, – сквозь зубы процедил Ланской. – Которые можно при дамах произнести.

– Ну, пока ты подбираешь слова, – усмехнулся Орлов. – Может, я кофе, наконец, выпью?

– Сволочь, – прокатился яростный рык. Булгаков, который до этого словно окаменев, наблюдал за Катрин, двинулся к Орлову. – Я тебя убью, урод!

Он сгреб Орлова за ворот рубашки и уже занес мощный кулак. Антон схватил Сергея за плечо.

– Не устраивай здесь побоища! – потребовал он.

– А ты, придурок, – Антон обратился к Орлову, – вон отсюда!

– Слышишь, Катрин? – Орлов повернулся к женщине, словно тень, замершую поодаль. – Меня вышвыривают. Ты должна быть рада.

– Убирайся вон, – повторил Антон.

– Пусти меня, Тоха, – рявкнул Булгаков. – Я его убью.

– Не хватало сесть из-за этого подонка, – покачал тот головой. – Угомонись. Хватит с нас эксцессов.

– Вот-вот, – отозвался Орлов. – Именно эксцессов с нас и хватит.

– Ни стыда, ни совести, – констатировала Анна. – Мерзавец, ты даже виноватым себя не чувствуешь…

– А должен?.. – деланно изумился Орлов. – Да ладно вам! Все вы понимаете. Это он, – Орлов коротко взглянул на Мигеля, – он виноват.

Мигель пару мгновений соображал, как реагировать на обвинение приятеля. Затем уточнил:

– Я? Хочешь сказать, ты избил ее из-за меня? Как мило…

– Мигель тут при чем? – возмутилась Анна.

– Ах вот, значит, как? – Орлов выбросил окурок в открытое окно и соскочил с подоконника: – Может, это я весь вечер внаглую лапал чужую бабу?

– Нет, мать твою, – в гневе заорал Мигель, – ты весь вечер лапал девку, которую сам же и приволок…

– Не твое собачье дело, кого я приволок, – Орлов говорил, еле шевеля сведенными от бешенства белыми губами. – Какого дьявола ты лапал Катрин?

Скандал грозил перейти в мордобой. Они стояли друг против друга, готовые напасть при малейшем неверном движении соперника… Анна подумала, что они самым пошлым образом похожи на двух кобелей, угрожающе скалящих зубы в предвкушении свары.

– А мы булочки замечательные купили, свежие-свежие, – быстро заговорила Алена, схватив Булгакова за рукав и потянув к себе. – И клубнику – говорят, только с грядки…

Все с недоумением воззрились на нее, словно смысл сказанного ею ни до кого не доходил, но Анна с удивлением отметила, что лица Орлова и Мигеля несколько прояснились, и они отступили друг от друга. Орлов вновь уселся на подоконник, а кулаки Мигеля разжались. Булгаков же, бледный, с испариной на лбу, все еще напряженно смотрел на Орлова – но Алена крепко держала своего мужчину за руку.