Анна и Сергей Литвиновы - Бойтесь данайцев, дары приносящих

– Да уж! Я видела, как она на тебя смотрела.

– Так ведь она на меня, а не наоборот.

Или, к примеру, он говорил:

– Вилен звал меня попить пива в «Пльзене».

– Чего от Вилена еще можно ожидать? Только пиво. А в особом случае – водка.

Она словно мстила ему: за то, что он когда-то любил ее. За то, что он сидит с их ребенком, за то, что Юрочка фактически принадлежит не ей, а ему. И за то, что пытается наладить с ней отношения, за то, что стремится установить между ними контакт – здесь, на квартире в бывшем Бабушкине. И за то, что ей пришлось делать от него аборт (впрочем, сам он об этом не знал).

Беседы с Галиной никакого удовольствия ему не доставляли, поэтому он вскоре оставил попытки с нею разговаривать. Собирался и уходил. Оставлял маму с сыном. У него, на работе в ОКБ, всегда зависали недоконченные дела с новым кораблем – будущим «Союзом». Да и пивка с сослуживцами или тем же Виленом попить – наслаждение после того, как шесть вечеров и утро подряд с ребеночком просидишь.

От Юрочки он уставал, конечно. От постоянных вопросов. От капризов, которые время от времени обуревали сынишку. От того, что мальчику постоянно хотелось играть или хотя бы разговаривать с папочкой.

Но он не сомневался – нет, не сомневался – в том, что поступил правильно, не перепоручив мальчика кому-то еще. Зачем пренебрег своей карьерой и взял на себя подобное послушание? «Карьеру я наверстаю, – думал он, – а Юрочка, где бы и с кем бы он ни оказался, вырастет с мощным фундаментом в голове: папа – хороший, папа – заботливый и любимый. К тому же – а вдруг? – глядишь, наша мама в космос полетит. То-то будет радости и гордости!»

В одно из воскресений в начале июня, когда ОКБ тишало и пустело по сравнению с буднями, он снова повстречался с Жорой, с которым работал на полигоне над спутником-разведчиком. Тот был взъерошен.

– Ты представь себе, какой-то прям рок над «Зенитом-вторым» висит! Казалось бы: тем же носителем пускали, который сто раз отработан, с той же установки. И вот подумай: авария, на второй секунде! Ракета упала метрах в трехстах от стартового стола. А одна боковушка прямо на нем сгорела, старт очень сильно повредила. Будут теперь позицию восстанавливать – не знаю, как минимум на месяц работы.

– Это потому, что меня там не было, – мрачновато пошутил Владик.

Он не знал того, о чем ведали Королев и Провотворов: раз старт поврежден и пусковую площадку надо чинить – это снова отложит намеченный и полностью готовый полет Андрияна и Павла.

А жена его отправилась в Феодосию – прыгать. Заключительная часть парашютной программы: прыжки на воду, и ночью, и в полном космическом снаряжении.

На то, что у нее дико болит ударенная спина и копчик, Владику она, как и никому на свете, даже не пожаловалась.

…А лето шестьдесят второго шло своим чередом. Такого холодного и дождливого лета жители столицы и Подмосковья не могли и припомнить. А в стране и мире происходили события – о части из которых советские люди знали, а другие оставались для них тайной за семью печатями.

Больше семидесяти грузовых судов втайне перебрасывают на Кубу военных и боевую технику.

В Москве проходит Всемирный конгресс за всеобщее и полное разоружение.

С первого июня в СССР повышают цены на мас-ло и мясо – в первый (и последний) раз после войны.

В Новочеркасске это вызовет мощную антисоветскую демонстрацию, разогнанную войсками и спецслужбами. Больше двадцати мирных людей погибнет под пулями, потом еще девятеро будут расстреляны по приговору суда.

Твардовский, главный редактор «Нового мира», передает Хрущеву, на высочайшее прочтение, рассказ рязанского учителя Солженицына «Щ‑854». Никита Сергеевич от рассказа будет в восторге, и в ноябрьской книжке «Нового мира» он появится под названием «Один день Ивана Денисовича».

Балет Большого театра собирается ехать в Америку на гастроли, которые начнутся осенью.

Советская сборная по футболу во второй раз в своей истории участвует в чемпионате мира. Выходит из группы, но проигрывает в четвертьфинале.

По общему мнению, выступление признано неудачным.

Двадцатидевятилетний поэт Андрей Вознесенский выпускает свой третий сборник: «Сорок лирических отступлений от поэмы «Треугольная груша». Вскоре, осенью того же года, состоятся первые чтения советских поэтов на зимнем стадионе в Лужниках, в присутствии многотысячной аудитории.

В Англии никому не известный ансамбль «Битлз» записывает свой первый сингл «Love Me Do».

На экраны СССР выходит первый полнометражный фильм молодого (тридцатилетнего) режиссера Тарковского «Иваново детство». Выходит первым экраном – напечатано более полутора тысяч копий, рецензии самые благожелательные. Картину в Советском Союзе посмотрят более шестнадцати миллионов человек, а этой осенью на венецианском кинофестивале она завоюет главный приз.

Готовится к прокату – к стопятидесятилетию Отечественной войны двенадцатого года – фильм режиссера Рязанова «Гусарская баллада».

Но никто не знает, что на полигоне Тюратам (который по-прежнему еще не называют Байконуром), на восстановленном стартовом столе, успешно запускают спутник-разведчик из серии «Зенит-два». Он приземлится через пять дней близ города Уральска. Запуск будет признан успешным. Военные получат снимки миллионов квадратных километров территории США.

И сразу после этого удачного запуска начнет вплотную готовиться групповой полет советских космонавтов.

Полигон Тюратам (космодром Байконур).

Королев Сергей Павлович

Понятно, для чего космос Хрущеву – полет, фанфары и свидетельство преимуществ советского строя.

Для десятков и сотен генералов и ученых, прилепившихся к столь выгодному делу в последние пару лет, – это возможность быть на переднем крае, сиять и получать ордена и новые звездочки.

Для космонавтов это вообще счастливый лотерейный билет – круче, чем «Волгу» выиграть. Только что сидели, безвестные лейтенанты и старлеи, в своих дальних гарнизонах, – а теперь обрушивается на них всенародная любовь и великая слава.

Но это все действует, лишь когда полет проходит без сучка и без задоринки. А вот за это прежде всего отвечает он, Королев. И если что не дай бог случится – спрашивать в первую голову будут с него.

Значит, надо обеспечить высочайшую надежность, которая только возможна. А еще – в каждом полете делать шаг вперед. Не шажок, как предлагают некоторые, а полноценный, полновесный шаг. Перед полетом Германа многие говорили: пусть летит на три оборота. Или на пять. А он, Королев, настоял: послать на сутки. На семнадцать витков парня отправили – и не прогадали. Получили в итоге большой задел. Теперь американе нас не так скоро догонят.