Анна Данилова - Цветок предательства

Все вокруг становятся мнительными, когда речь идет о странной и безвременной кончине, об убийстве близкого человека. Все кажется подозрительным, невероятным, обращается внимание на все то, что прежде вряд ли бы кого заинтересовало.

– Может быть, – он старался быть вежливым.

Зосимов распрощался и вышел.

Разговор с Маргаритой Зиминой вышел тяжелым, каким-то муторным, у него даже голова разболелась. Остался неприятный осадок, связанный с реакцией этой женщины на смерть Аркадия. Как будто, пережив первые мгновенья этого потрясения, ее сознание заработало в практическую сторону вопроса: наследство, квартира…

Еще ему показалось, что Маргарита втайне, где-то очень глубоко в душе, завидовала своей дочери, ее возможности вести свободный образ жизни, будучи защищенной любовью и заботой волшебного Ефима.

Ефиму Дворкину он назначил встречу на утро следующего дня, и разговор с ним, Валерий чувствовал, должен был пролить свет на многие обстоятельства жизни Вероники.

Но сейчас ему предстояло встретиться с Анжеликой Ереминой. Он позвонил, убедился, что она вернулась из Турции, и поехал на Савеловскую.

Он меня выгнал, взашей. Он был вне себя.

Я давно его не видел. Приехал поздно ночью, напугал его, и без того перепуганного внезапной смертью близкого человека.

Он сильно постарел с тех пор, как я видел его последний раз. И если прежде я видел в нем растлителя, негодяя, глубоко порочного человека, то теперь передо мной был просто старик. Растрепанные седые волосы, дряблая коричневая кожа в пятнах, натянутая на выразительный, угловатый череп, выцветшие глаза, темно-красные, словно искусанные губы. Длинный зеленый шелковый халат, шлепанцы.

Он казался совсем маленьким в своей огромной квартире, забитой антикварной мебелью, какими-то скульптурами, привезенными из далеких стран предметами культа, сувенирами, масками, бубнами, шкурами, коврами… Современная белая кухня растворялась в огромной, с высокими потолками студии.

– Это он убил ее, он, ее муж! – орал он на меня, как на представителя противоположного военного лагеря. – Это он вынул из нее душу. Ставил на ней свои психологические эксперименты, все никак не мог порвать с ней окончательно, не мог дать ей полной свободы, поселился напротив нее, следил за ней, не понимая, что каждый прожитый ею день отравлен сознанием того, что она сделала человека инвалидом. Ты не знаешь, какое доброе и горячее сердце у нее было, как она страдала из-за Аркадия. А на развод согласилась потому, что не любила его, вот и вся правда. Она могла бы и не принимать его щедрого подарка, поселилась бы у меня, или же я сам купил бы ей квартиру, вы же все знали, что я ее никогда не оставлю. И если бы я кони двинул, то все завещал бы ей, моей девочке.

Ты зачем носил ей цветы? Ты, вроде бы здравомыслящий человек?! На хрена тебе это надо было?! Сколько раз я собирался встретиться с тобой и поговорить по-мужски.

– Так чего же не встретился? – я едва успел вставить слово.

– Да потому что она не разрешила. Тебе ли не знать, что она допустила все это безобразие, только чтобы видеть тебя.

Вот уж действительно не понимаю, что она в тебе нашла! Вроде не молодой, рожа обыкновенная, какой ты в постели, думаю, она так и не узнала… А вот прикипела к тебе намертво. Что ты ей наговорил, что она стала пить? Что такого сказал, что она совершенно потерялась в этой жизни? Оскорбил ее? Унизил?

– Да ничего я ей не говорил! – возмутился я. – Почему я должен был ответить на ее чувство, если люблю другую?

– Да пошел ты знаешь куда? Обнял бы женщину, приласкал… Что, убыло бы от тебя? А может, она ребенка от тебя хотела?

– Какого еще ребенка?! Она сделала…

Он швырнул в меня тяжелую диванную подушку, затем в меня полетела какая-то африканская маска.

– Скотина! Не смей! Прекрати!

– Возьми себя в руки… Надо что-то делать…

– Я уже распорядился. Похоронами буду заниматься я. А ты занимайся Аркадием… Хоть и не любил я его, но жалко парня. В сущности, он тоже жертва, жертва любви. Любил ее, но не смог удержать…

– Да она изменяла ему налево и направо!

– От отчаяния. Ты никогда не поймешь ее, никогда… Она любви искала. Понимаешь ты или нет?! Тепла.

– А что же ты сам-то не женился на ней?

– Я же не идиот какой… Понимал, что ей нужен молодой мужчина, умный, перспективный, чтобы дети были и все такое, семья… Ну да, нелепая у нее получилась жизнь. Красивая и нелепая. Как и она сама, Вероника. Выпьешь?

– Нет, я за рулем. Ефим, за что ее могли убить? Она тебе что-нибудь рассказывала? Может, ей кто угрожал?

– Да я сам голову сломал… У меня связи в прокуратуре. Я такое узнал… Вроде бы Аркадий твой ее застрелил.

– Ты спятил?

– Следы его коляски на лестнице, как раз перед ее дверью. Вот как они там оказались?

– Но на видео нет никакой коляски!

– Есть. За сутки до убийства. Он заехал в соседний подъезд… Вот только как бы не выехал…

– Ты что сейчас сказал? Как это не выехал? Он что, там остался? Чушь собачья!

– Они сами там ничего не понимают… Но это точно была его коляска, и на колесах следы крови, пыли из подъезда… Говорю же, сам голову ломаю, кто бы это мог быть. А это точно, что твой брат не мог самостоятельно передвигаться?

– Я понимаю, конечно, что ты не любил Аркадия, но чтобы предположить такое, что он симулировал… Это низко, Ефим.

– Ну, тогда не знаю… – он развел руками.

Я смотрел на него, пытаясь представить себе, каким он был лет пятнадцать-шестнадцать тому назад, когда встретил Веронику. Ну, может, морщин было поменьше, но он никогда не был привлекательным. Обыкновенное, какое-то плоское, лицо, узкие глаза, маленький нос, толстые губы… Как она вообще могла связаться с ним? Чем он ее взял?

Только деньгами, роскошью, поклонением, может быть, нежностью?

– Может, это Люба? В каких они были отношениях?

– А ты кого имеешь в виду?

– Любу и Веронику, конечно!

– Да они практически не были знакомы. Люба знала, конечно, о ее существовании, как не знать, ну еще, может, наблюдала за ней втайне от Аркадия в подзорную трубу. Почему бы ей не полюбопытствовать?

– Думаю, она ненавидела ее, – предположил я.

– Согласен. Она же сиделка, думаю, что Аркадий доверял ей и много чего рассказывал о Веронике. Возможно, в глазах Любы Вероника выглядела вообще преступницей, раздражающим фактором, подтачивающим здоровье ее подопечного.

– Да, я знаю, он действительно ей доверял. Люба была очень привязана к Аркаше… Надо бы предупредить ее, когда будет известна дата похорон. Она не простит мне, если я не сообщу ей об этом. Хотя, где ее искать, понятия не имею…

Я поймал на себе внимательный и одновременно недоуменный взгляд Ефима. Он смотрел на меня из-под своих густых, торчащих маленькими седыми кустиками бровей как-то очень уж странно.