Наталья Александрова - Огненный рубин апостола Петра

Однако выхода не было: ей нужно вернуться, чтобы снова набраться сил и продолжить работу. Елена Юрьевна поймет, что она не виновата в провале…

Лиза подняла голову к установленной над воротами камере, чтобы там, в доме, увидели ее лицо, узнали ее и впустили.

Однако ничего не происходило, ворота не открывались, как будто обитатели дома не замечали ее.

Ну да, поняла Лиза, Елена Юрьевна хочет подержать ее у дверей, хочет, чтобы она осознала всю глубину своего падения…

– Это я, я! – громко проговорила она и помахала рукой.

Прошло еще полминуты – и наконец зажужжал мотор, приводящий в движение ворота… нет, не ворота, а расположенную рядом с ними неприметную калитку.

Лиза вошла в калитку и зашагала по дорожке между убранными на зиму клумбами, теряющими листву кустами и красиво постриженными хвойными деревьями. Как и прежде, на участке стояла удивительная тишина.

Однако Лизе показалось, что сегодня здесь что-то не так, что-то неуловимо изменилось.

Оглядевшись по сторонам, она поняла, в чем дело: не было садовника, который обычно незаметно и старательно работал где-то на заднем плане.

Неужели он взял отпуск или уволился?

Нет, это маловероятно.

Выбросив садовника из головы, Лиза подошла к дому по дорожке, обсаженной еще не укрытыми на зиму розами, поднялась на высокое крыльцо и вошла в холл.

Занимавший одну из стен огромный камин, как всегда, не горел, хотя в доме было довольно прохладно.

На другой стене висело огромное зеркало, и Лиза случайно увидела в нем свое отражение.

Оно не прибавило ей оптимизма.

Спутанные, грязные волосы, ссадина на щеке, рваная футболка… она сама себе стала противна.

Но самое скверное – выражение лица. Такое выражение может быть только у побежденного, у загнанного зверя.

Однако делать нечего.

Конечно, она предпочла бы сейчас привести себя в порядок, переодеться – глядишь, и лицо станет лучше, но хозяйка уже знает, что она пришла, и не потерпит малейшего промедления. Первым делом Лиза должна явиться пред ее светлые очи.

Лиза поднялась по лестнице, прошла по коридору и постучала во вторую дверь.

– Войди, Лиза! – послышался мелодичный голос.

Лиза помедлила долю секунды, постаралась убрать с лица выражение растерянности и страха и вошла в комнату.

Здесь все было, как обычно: стеклянные витрины, стол, возле него в удобном вертящемся кресле – Елена Юрьевна.

У ног ее, как обычно, лежала огромная черная собака.

При виде своей хозяйки Лиза почувствовала страх, но в то же время восхищение. Это восхищение было сродни тому, какое может вызвать смертельно опасная ядовитая змея. Или скорее самка ядовитого паука, восседающая в центре своей огромной паутины, прислушиваясь к ее едва уловимым колебаниям, поджидая добычу.

Елена Юрьевна была, как всегда, безупречна: дорогое, изящное платье, волосы цвета меда тщательно уложены, в ушах – скромные на вид, но баснословно дорогие серьги.

И, как всегда, от нее исходил удивительный аромат, аромат власти, аромат силы.

Как обычно, на столе перед ней стоял микроскоп, но смотрела она не в микроскоп, она смотрела на Лизу.

И в ее взгляде было презрительное удивление:

– Лизок, что это с тобой?

– Елена Юрьевна, я вам все подробно доложу… – начала Лиза, но хозяйка остановила ее повелительным жестом:

– Подожди, с докладом успеется! Подойди ко мне…

Она развернула микроскоп так, чтобы Лиза смогла посмотреть в него, и проговорила:

– Загляни сюда. Что ты видишь?

Лиза склонилась к окуляру, вгляделась.

Перед ней было что-то серое, бесформенное, отвратительное.

– Не… не знаю…

– Это куколка. Через какое-то время, очень небольшое, из нее должна была появиться прекрасная бабочка, легкое, удивительное создание, одно из маленьких чудес природы. Я возлагала на эту куколку очень большие надежды. Но…

– Но? – как эхо, повторила за ней Лиза.

– Но что-то пошло не так, случился какой-то сбой – возможно, генетический, а может быть, какая-то болезнь, – и из этой куколки не выйдет бабочка. Из нее ничего не выйдет. Она превратится в мертвую, отвратительную труху.

С этими словами Елена Юрьевна поднесла к предметному стеклу пинцет и смяла, разрушила серый кокон.

Лиза вздрогнула и отстранилась.

– Так бывает и с людьми… – проговорила Елена Юрьевна и хлопнула в ладоши: – Фелипе!

Тут же дверь в глубине комнаты открылась, и вошел худощавый смуглый человек с узкими непроницаемыми глазами, облаченный в черную шелковую куртку.

Лиза с удивлением узнала в нем садовника.

Прежде она не видела его в доме – только снаружи, на участке, среди деревьев и цветущих кустов. Там, в привычной среде, среди растений, он казался незаметным, безобидным, казался частью пейзажа. Теперь же она разглядела мягкие, уверенные движения тренированного бойца, жесткий взгляд убийцы. Но ведь он же немой, он не слышит. Но узкие глаза насмешливо блеснули в ответ, как будто бывший садовник прочитал ее мысли.

– Фелипе, проводи, пожалуйста, Лизу! – проговорила Елена Юрьевна спокойным, невозмутимым голосом.

Лиза побледнела и попятилась.

Ей не раз приходилось слышать, как Елена Юрьевна таким же тоном приказывала проводить посетителей, которые ее чем-то разочаровали. Но тогда этот приказ хозяйка отдавала ей.

– Елена Юрьевна, я все исправлю… – проговорила Лиза, едва слышно шевеля пересохшими губами, – дайте мне еще один шанс… только один шанс…

– Что ты, Лизок! – возразила хозяйка, и на какой-то миг Лизе послышалось в ее голосе сочувствие. – Ты же знаешь наши правила… жизнь – она не черновик, в ней ничего нельзя исправить. Жизнь никогда не дает второго шанса!

Лиза сделала еще один шаг назад – и огромная черная собака неторопливо поднялась с пола, тихо зарычала, оскалила страшные желтоватые клыки.

И Лиза поняла, что все кончено, что у нее не будет второго шанса, ничего больше не будет.

Единственное, что ей еще осталось в этой жизни – уйти с достоинством…

Агния вошла в кабинет деда, села за его стол.

Здесь, в этой комнате, к ней всегда приходило чувство, что она не одна, дед не умер, он незримо присутствует в своем кабинете, незримо присутствует в ее жизни, что он следит за ее поступками, какие-то из них одобряет, какие-то – не очень…

Сейчас ей захотелось, чтобы дед увидел тот камень, который случайно попал в ее руки.

Она положила на стол верблюжий колокольчик, на какое-то время замешкалась, не решаясь открыть его, но наконец глубоко вдохнула, будто собиралась броситься в холодную воду, и надавила на медные выступы.

Как и прошлый раз, медный футляр распахнулся и камень выкатился на стол.

Кабинет озарился тревожным багровым сиянием.

Это был свет предзакатного солнца в бескрайней пустыне, тревожный и прекрасный, как обещание новой, лучшей жизни.