Наталья Калинина - Тонкая нить предназначения

– Нет, но мы продолжаем искать. Олег договорился насчет добровольцев, возможно, к поискам присоединятся солдаты из местного гарнизона.

– Ой, дай бог! – воскликнула Наталья, тогда как Олег метнул на свою подругу упрекающий взгляд. Зачем обнадеживать, когда еще ничего твердо не обещано? Но Лика незаметно стиснула пальцами его ладонь, мол, не спорь, так надо.

– Лешка мой места себе не находит, все себя винит, мол, если бы не его упрямство… Он-то поначалу думал, что Маринка сбежала. Не нравилось ей тут. И я это видела, даже накануне поговорить с нею решилась. Чувствовала, что они уже ругаться начали. А пара-то хорошая. Лешу-то вы не видели? Он же где-то там, ищет ее. – Женщина промокнула платком воспаленные глаза и затем громко высморкалась.

– Наталья Ивановна, нам с вами поговорить надо, – сказал после паузы Олег.

– Ой, что это я вас на пороге держу! Конечно, конечно! Проходите. Я сейчас чайку налью. У меня, правда, к нему ничего нет…

– Мы только что пообедали, не беспокойтесь! – поспешно встряла Лика.

– Но чайку-то надо. Какой разговор без чая? С чабрецом или мятой? Все со своего огорода.

– Давайте с мятой, – сказал Олег. И, разувшись, дабы не пачкать чистые домотканые половички грязными ботинками, отправился следом за хозяйкой на кухню.

Похоже, в привычной суете хозяйка находила успокоение: несмотря на возражения гостей, к чаю на столе появились не только конфеты, но и варенье трех сортов – смородиновое, клубничное и вишневое в хрустальных вазочках. А к варенью – нарезанный толстыми ломтями деревенский хлеб. Накрывая на стол, тетка все причитала и бормотала и то и дело выглядывала в окно.

– Я с ими-то обоими по отдельности поговорила накануне. Не думаю, что ссора между ними вышла. И Лешка клянется, что уснули они вместе в согласии и любви. Да и я уж, грешным делом, слышала из их комнаты возню… Ну, вы понимаете. – Говорить об этом никогда не бывшей замужем пожилой женщине было неловко, голос ее непроизвольно понизился, при этом она обращалась только к Лике, стыдливо избегая взгляда Олега. – А утром Марина исчезла. И вещи тут оставила. И даже не оделась, как была в пижаме, ушла.

– Я знаю, – кивнул Олег. – Я же ее последний и видел.

– И зачем она в эту проклятую усадьбу отправилась? – вновь запричитала хозяйка. – Боялась ведь ее. И портрета этого, Дарьиного. Даже попросила меня его снять. Ой, портрет!

Тетя неожиданно охнула и поднесла кулак к сухим, в продольных морщинках, губам.

– С портретом-то что стало! А я это только сегодня обнаружила.

– Что с ним стало? – хором спросили Лика с Олегом.

– Сейчас принесу, покажу. Это видеть надо, иначе не поверите.

Она вышла с кухни, но уже через минуту вернулась, неся на вытянутых руках портрет.

– Вот, осторожно, тут стекло треснуло, не высыпалось бы. Не пораньтесь. Что с ним стало – не пойму. Ладно бы со стены упал, так нет же, стоял себе завернутый в старую простыню. Я сегодня зашла в ту комнату, увидела, что сползла простыня с одного угла. Хотела поправить, да и увидела вот это.

Стекло портрета действительно оказалось разбитым, так, будто некто кинул в него камень, пробив небольшую дыру, от которой разбежались трещины.

– Как паутина, – высказала вслух Лика то, что подумал Олег. Но и не это оказалось самым удивительным, а то, что фотография почернела и изображение полностью растворилось в чернильной темноте.

Олег с Ликой обменялись удивленными и одновременно понимающими взглядами.

– Вот, берите себе на заметку и эту чертовщину, – с какой-то обидой, будто расстроенная предательством портрета, произнесла хозяйка и вновь завернула его в простыню. – Даже не знаю, что делать. Нести обратно в мастерскую? Так это денег сколько… И смогут ли восстановить?

– Мне кажется, что уже нет, – качнул головой Олег. – И дело не в том, что снимок таким странным образом испортился.

– И что же мне с ним делать? – продолжала вопрошать хозяйка. – Я же думала – ценность, сохраню. Может, в музей какой отдам потом, если усадьбу так и не восстановят. Впрочем, о чем это я! О портрете горюю, а наша Маринка все никак не найдется. Ох, совсем я с ума съехала. От одиночества, видимо…

– Наталья Ивановна, мы хотели вас спросить, а что у вас в поселке говорят об усадьбе? – прямо спросила Лика.

– Да чего тут говорить? – махнула рукой Наталья. – Огород, домашняя работа – вот и все разговоры.

Гости вновь обменялись огорченными взглядами, но хозяйка после паузы неожиданно продолжила:

– Вот мать моя, царствие ей небесное, всякие истории знала. Она вообще была кладезь всей нашей народной мудрости. И рецептов сколько благодаря ее бережливости сохранилось. И песен народных сколько знала. Жаль, не унаследовала я ее чудесного голоса, да и на ухо мне медведь наступил. Совсем я к музыке не приспособлена. Хоть кулинарить научилась. Да тоже не как моя мамочка. Так вот она историй много знала. Все нам в детстве рассказывала. То за домашней работой, то перед сном. Любили мы ее истории! Некоторые были страшные. То про черта, то про утопленницу, то про русалку. А другие так просто занятные.

– А про предсказательницу ничего не знаете? – закинул удочку Олег.

– Про предсказательницу – ничего. А про некую вещунью что-то припоминаю. Ой, только боюсь, навру я вам сейчас с три короба! Это же сколько лет-то прошло. Все забыла. А что помню, то в винегрет смешалось.

– Расскажите нам хотя бы этот… винегрет.

– Дайте-ка подумать… Да вы пейте, пейте чай! Давайте я вам еще кипяточку подолью. И варенье кушайте! Что ж вы… А про вещунью вот что помню. Мама рассказывала, что места у нас тут непростые. Сильные. Но есть места как «добрые», куда люди за исцелением приходили сами и скот приводили или с просьбами какими, бедами и горестями. Так и «злые», где случалось немало бед. То таборы цыганские целиком гибли, то обозы переворачивались и кого-то задавливали, то резня какая с жертвами случалась. А есть одно место, где, со слов стариков, два мира сходятся и зло со добром не просто граничат, а тягаются…

– Извечная борьба – добра и зла, – тихо проговорил Олег себе, стараясь не отвлечь хозяйку от рассказа. Но она его услышала:

– Вот-вот, к тому рассказ и веду. Будто два демона в силе соперничают, но, конечно, демона – образно выражаясь. И раз в столетие главная борьба между ними выходит. Кто станет победителем, тот целый век и правит. Зло победит – быть столетию несчастным, страдать от бед и болезней населению три-четыре поколения. Добро осилит – спокойное столетие выдастся. Хотя, конечно, зло, как деготь – в бочку меда, обязательно намешается. На то оно и зло, коварством не обделенное. Люди, зная об этом, из поколения в поколение носили к условному месту границы подарки – зло задобрить и добро силой наделить. Да только просто людского желания было недостаточно. И вот пришла в наши места одна старуха и облюбовала себе для житья место рядом с этой границей. А вскоре слава о ней прошла по окрестным деревням, что травами она хвори излечивает, заговаривает боль зубную и детский испуг. И с ее приходом будто стало все благополучней: и урожайные годы один за другим выдались, а до этого были голодными, и скот приплод хороший давать стал, а болезни будто обходили наш край стороной. Шептались, что сильна та старуха-травница, так сильна, что готова сдерживать зло, усмирять его. А еще обладала она даром предсказывать. Так девкам молодым и незамужним полюбилось к ней с подарками бегать. У травницы зеркало имелось, в котором можно было свою будущую жизнь углядеть – какой муж попадется, работящий или лентяй, да в какой стороне его искать. И все бы хорошо, да только однажды пришел к старухе какой-то чужеземец, одетый во все черное. Говорили, будто сам дьявол или слуга его. О чем они там спорили, не знает уже никто. Но приняла старуха от руки его нечестной мученическую смерть. Думал нечестивый избавить земли от охранницы и распахнуть для зла двери настежь, выпустить его гулять по селам, морить людей и скот, детишек сиротами делать, да только не все у него так гладко вышло. Старуха, хоть и мертвая, осталась к этому месту привязана. Хранила она его из века в век, да только силы ее тоже иссякали. И стала она искать себе преемницу – оберегать места наши в течение века до следующей преемницы, следить за тем, чтобы не отворились двери на «злой» стороне, не выпустили бы в мир войны, мор и голод. С тех пор каждое столетие меняется хранительница. Не всем суждено ею стать, хоть многим девушкам и молодым женщинам она может показаться. Но преемница должна быть обязательно добродетельна, прожить жизнь в страданиях и не очерствев сердцем и принять добровольно мученическую смерть во имя спасения мира от зла. И не всегда находилась такая. Мама рассказывала, что не так давно, еще при ее бабке или прабабке, наши земли остались без хранительницы. Когда это было? До Наполеона, чай. Потому и вверглись в наши земли чужестранцы, принесли беды. Но справились мы, выдюжили. Места-то сами по себе силу за века впитали. Только, говорят, раньше новой хранительницы успела одна черная душа открыть ворота нараспашку…