Джеймс Чейз - Том 26.Это - серьезно. Сувенир из клуба мушкетеров. Вплоть до убийства президента.

Я собрался было уже уходить, когда внезапно у меня появилась мысль.

— Ты занят сегодня вечером, часов около семи?

Лицо парня расплылось в ухмылке:

— Спрашиваешь! Сегодня вечером у меня уйма дел. Целых двадцать месяцев я жил у этого старого негодяя, как в федеральной тюрьме. Сегодня мне ничего не нужно, кроме как надраться в стельку. А почему это тебя вдруг заинтересовало?

Взгляд его стал подозрительным.

— Я сам собираюсь напиться, — поспешил я развеять его сомнения. — Может быть, повеселимся вместе?

Он недоверчиво посмотрел на меня:

— Ты что, большой любитель заложить за воротничок?

— Не против. По особым случаям. Мне кажется, сегодня выпал как раз такой случай.

— Ну что ж, приятель, идет. Моя девчонка терпеть не может пьяных, и, по правде сказать, я собирался нализаться в одиночку. Но кто же станет отказываться от компании? Итак, где и когда?

— Против семи часов возражений не предвидится? А где — это уж тебе виднее.

— Тогда встречаемся в баре у Сэма. Спроси любого, и тебе объяснят, как туда пройти. Кстати, меня зовут Тим Фултон, а тебя?

— Лу Брэндон. Ну, будь здоров!

— Пока!

Перепрыгивая через ступеньку, я взбежал по лестнице, свернул налево и, миновав красивую террасу, очутился у парадных дверей: в запасе у меня оставалась одна минута.

Дверь отворил худой высокий старик в традиционной одежде голливудского мажордома. Сделав шаг в сторону и слегка наклонив голову, он любезно разрешил мне пройти в холл, который, используйся тот в качестве гаража, свободно вместил бы полдюжины «кадиллаков» последней модели.

— Мистер Брэндон?

Я ответил в том смысле, что он не ошибся.

Последовав за стариком и пройдя залитый солнцем внутренний дворик, я оказался в приемной. Человек пять или шесть, по виду бизнесменов, с утомленным видом сидели в кожаных креслах, зажав в руках портфели. При моем появлении они уставились на меня с таким тупым безразличием, что я понял: бедняги давно потеряли счет бегущим минутам.

— Мистер Криди вас вызовет, — степенно произнес мажордом и плавно, словно передвигаясь на колесиках, вмонтированных в его подошвы, удалился.

Положив шляпу на колени, я присел на свободное место и стал смотреть в потолок. Деловые люди, устав глазеть на меня, вновь погрузились в состояние транса.

Ровно в половине четвертого дверь распахнулась, и на пороге возник моложавый мужчина с коротко стриженными волосами и волевым подбородком. Он был облачен в черный пиджак, серые твидовые брюки и темно-синюю сорочку, которую, как лезвием, разрезал узкий черный галстук. Бизнесмены вытянулись в креслах и застыли, словно охотничьи собаки при виде дичи.

Неприветливые глаза вошедшего прошлись по приемной и остановились на мне.

— Мистер Брэндон?

— Я.

— Мистер Криди просит вас зайти.

— Прошу прощения, мистер Хаммершальд, — сказал один из дельцов. — но я жду с двенадцати. Вы сказали, что следующим на прием пройду я.

— Разве я утверждал нечто подобное? — Хаммершальд посмотрел на него подчеркнуто безразличным взглядом. — К сожалению, мистер Криди полагает иначе. Теперь, господа, он не освободится до четырех.

Мы вошли во вторую приемную, несколько меньшую по размерам, чем первая. Здесь, возле массивной двери из полированного красного дерева, Хаммершальд остановился.

— Брэндон здесь, сэр! — приоткрыв дверь, сказал он. Потом, отойдя в сторону, пропустил меня вперед.

Офис Криди напоминал рабочий кабинет печальной памяти Бенито Муссолини, фотографию которого мне довелось как-то видеть в «Таймсе». В длину он достигал футов шестьдесят, освещался двумя широченными окнами, из которых открывался исключительный вид на море и часть залива. В дальнем углу стоял письменный стол, по размерам не уступавший бильярдному столу. Еще я обратил внимание на несколько резных кресел и две потускневшие картины на стене, принадлежавшие, вероятней всего, кисти Рембрандта.

За столом, сдвинув на лоб очки в роговой оправе, сидел маленький тщедушный человечек. Он был лыс, как колено, его костистый, казавшийся твердым череп обрамляла реденькая бахрома из седых волос. На худом, с мелкими чертами личике застыло напряженное выражение, которое подчеркивали запавшие щеки и плотно сжатый ротик. Лишь серые глаза, излучавшие незаурядную силу, свидетельствовали о том, что представший передо мною человек, несомненно, принадлежал к сильным мира сего.

Он впился в меня немигающим взглядом, и я почувствовал себя так, будто меня поместили в рентгеновский аппарат и теперь стараются просветить насквозь и даже глубже.

Пока я шагал по ковру через весь кабинет, он продолжал гипнотизировать меня, уподобившись удаву в клетке, и, когда я добрался до стола, кроличье мое тело было влажным от пота. Откинувшись в кресле, он разглядывал меня теперь уже с близкого расстояния, как смотрят на отвратительную сине-зеленую муху, угодившую в суп.

— Что вам здесь нужно? — произнес он. Голос звучал необычайно мягко и женственно. Криди, по-видимому, полагал, что, морально подавленный, уничтоженный продемонстрированным презрением, я встану чуть ли не на колени, чтобы изложить суть своего дела. Однако ожиданиям питона не суждено было сбыться — кролик, если его заставляли обстоятельства, мог и зубы показать.

— Меня зовут Брэндон, — бодро начал я. — Я родом из Сан-Франциско. Четыре дня назад вы наняли моего компаньона по детективному агентству «Стар».

Худое лицо Криди оставалось бесстрастным: оно было таким же маловыразительным, как задняя стенка автобуса.

— Что заставило вас предположить, что я его нанял? — осведомился он нарочито безразличным тоном, в котором однако мое натренированное ухо заметило фальшивую нотку.

Хотя вопрос и был задан осторожно, я почувствовал, что толстосум и сам не вполне верит своим словам. Прежде чем пустить в ход тяжелую артиллерию, Криди решил, очевидно, провести предварительную разведку боем.

— Мы ведем письменный учет наших клиентов, — не моргнув глазом, соврал я. — До того, как уехать в Сан-Рафаэль, Шеппи записал в журнал, что вы его наняли.

— Шеппи? Кто это такой?

— Мой компаньон. Человек, которого вы наняли, мистер Криди.

Он облокотился о стол, сцепил пальцы рук и положил на них свой заостренный подбородок.

— Я нанимаю двадцать — тридцать человек в неделю, — сказал он, — но среди них, насколько я помню, не было никого по фамилии Шеппи. Тем более непонятно, какое отношение к этому имеете вы. Я спрашиваю еще раз: что вам от меня нужно?

— Шеппи, фамилии которого вы не помните, был убит сегодня утром. Я полагаю, что смогу закончить дело, над которым он для вас работал.

— И над каким же делом для меня он работал?