Наталия Швец - Мой друг работает в милиции

— Прошу вас объяснить, каким образом Кривулина могла вас шантажировать? И что помешало вам обратиться в соответствующие организации? Разве вы не знаете, что шантаж является уголовным преступлением? Вы молчите? Из вашего молчания следует только одно: Кривулина знала компрометирующие вас факты, огласки которых вы боялись. Так?

— Да…

— Каковы эти факты?

Куприянов облизнул пересохшие губы. Он дышал тяжело и часто, точно марафонец на финише, угроза расстрела казалась ему неотвратимой.

— Я не слышу ответа, — напомнил о себе Дорофеев.

— Она знала… некоторые нарушения… грозила… вымогала деньги.

— И вам пришлось купить ей пальто с норковым воротником, холодильник, золотое кольцо с бриллиантом. Что вы еще ей купили? Сколько она получила от вас денег? У кого и за сколько вы купили кольцо?

— Гражданин следователь! Уверяю вас, не покупал я ей кольца! Норковую шкурку за сто двадцать рублей — точно, купил. Потребовала! Откуда кольцо у нее — не знаю…

— А холодильник?

— Холодильник она сама купила…

— Купила сама, но на ваши деньги? Так?

— Не знаю… Я ей каждый месяц платил…

— Платили, чтобы она молчала? Сколько платили?

— Шестьдесят рублей в месяц.

— Как долго вы выплачивали Кривулиной по шестьдесят рублей в месяц?

— Почти три года… А незадолго до смерти она стала требовать, чтобы сто… Где же мне взять столько? Тогда я и пригрозил… думал, что испугается…

— Ну а теперь скажите, за что вы ей платили.

— Она раньше на коммутаторе нашем работала. Слушала… подслушивала мои разговоры по телефону… а мне приходилось делать некоторые нарушения… чтобы выполнить план.

— Хорошо, об этом мы поговорим завтра со всеми подробностями. А сейчас спрашиваю вас снова и советую говорить правду: у кого и за сколько купили вы золотое кольцо с бриллиантом, которое оказалось потом у Кривулиной?

— Гражданин следователь, не покупал я этого кольца! Поверьте, ни сном, ни духом… Вот клянусь, ничего о кольце не знаю. Могу только сказать, что кольцо я на ней увидел перед самой ее смертью. Верьте честному слову — ничего, просто ничего не знаю…

— Попробую поверить. У вас достаточно своих грехов, чтобы брать на себя чужие. Вот об этих грехах мы и поговорим завтра…

В городской билетной кассе, как всегда, толпился народ, в каждую из бесчисленных касс завивались спиралью очереди, — казалось, все ленинградцы решили немедленно, сегодня же, разъехаться в разные концы страны. У телефонных кабин тоже стояли очереди.

Значит, отсюда три дня назад говорил Клофес. Почему отсюда? Причин может быть много. Возможно, в его квартире нет телефона или есть, но коммунальный. Вести такой разговор из коммунальной квартиры нельзя. А может быть, он пришел на станцию за билетом и воспользовался заодно телефоном. Может быть… может быть… Сквозь плотный гул людского говора возникла все та же фраза: «К законам я влеченья не имею…» Нет, это не было сказано, это было не сказано, а произнесено. На публику!

Дробов вышел на улицу. Рядом высилось огромное здание Дворца культуры имени Кирова.

Осенний день выдался на редкость ясный, солнечный. Одинокое, неправдоподобно белое неподвижное облачко казалось нарисованным только для того, чтобы сильнее подчеркнуть синеву неба. На скамейках под деревьями сидели молодые пары, ожидая начала очередного киносеанса во Дворце культуры. Два мальчугана, заливаясь счастливым смехом, гоняли по площади на велосипедах. Казалось невероятным, что вот в такой же день человек, убивший накануне женщину, спокойно прошел по этой площади, купил железнодорожный билет и уехал куда-то, оставив только одну улику — зажатую в мертвой руке конфетную обертку…

Директора Дворца на месте не оказалось, его заместитель, юркий, разговорчивый малый, был в курсе всех дел: «Да, такой смотр самодеятельности проходил. Когда все уехали? Кажется, седьмого. Нет, Шекспира не показывали. «Гамлета»? На публику не пустили, смотрела только комиссия. Участника самодеятельности по фамилии Клофес Марк Данилович не было, это уж точно. Буфет? Пожалуйста, провожу вас…»

В буфете Дробов внимательно разглядывал в витрине конфеты. Сухопарая, с угреватым лицом буфетчица следила за ним большими выпуклыми глазами. Ее раздражало молчаливое любопытство неизвестного человека. Верно, проверяет, правильно ли цены обозначены.

— Вы что хотите, гражданин? — не выдержала буфетчица.

— Говорят, у вас бывают эстонские конфеты «Пьяная вишня»…

Казалось, глаза буфетчицы выпрыгнут из орбит.

— «Пьяная вишня»! В нашем буфете! Какой пьяный вам это сказал? Я забыла, как она выглядит, эта вишня! — Голос буфетчицы негодующе клокотал. — Надо же придумать такое: в нашем буфете — «Пьяная вишня»!

Во Владигорске Дробова встретил местный инспектор уголовного розыска Янсон.

— Мне звонили из Ленинграда, предупредили о вашем приезде. Неужели мы проглядели что-нибудь серьезное? — озабоченно спросил он.

— Ответ на этот вопрос мы получим через два-три дня. А сейчас прошу вас, Эдуард Оттович, расскажите мне подробнейшим образом, что вы знаете о самодеятельности драмкружка в вашем городе, кто им руководит, как давно он существует, каков состав его участников, пользуется ли он успехом у трудящихся вашего города и как к нему относится заводская общественность.

Заведующий отделом культпросветработы местного райсовета Сомов и руководительница драмкружка Летова ожидали ленинградского товарища в кабинете директора заводского клуба. Оба были слегка взволнованы.

— Вы как предполагаете, Вера Федоровна, — спросил Сомов, — это хорошо или плохо? Боюсь, что плохо.

— Почему вы так думаете?

— Сами же говорили, что на смотре наши спектакли ничем не выделялись, а «Гамлета» даже отсоветовали. Значит, ничего хорошего от приезда ленинградского товарища ждать нам не приходится. Вы-то, вы-то как считаете? — не без раздражения спросил Сомов.

— Странный вопрос с вашей стороны, очень странный! Звонили вам, а не мне, разговаривали с вами, а не со мной. Вы хоть знаете, кто звонил, откуда?

— Не надо нервничать, Вера Федоровна. Могу вас информировать. Звонили из Ленинградского управления по делам культуры. Разговор был короткий. Сказали, что выезжает их работник, инструктор по самодеятельности, фамилия не то Тропов не то Пропов — слышимость ни к черту! Вопросы я не задавал, они сами сказали — будет знакомиться с работой самодеятельного коллектива, с репертуаром.

— Ну и пусть, особых грехов у нас нет.

— Это вы так думаете! Вспомните, сколько раз я сигнализировал: с репертуаром неблагополучно. Вокруг нас герои нашей бурной действительности, а вас интересуют одни гамлеты и офелии. Вот увидите — нам эти гамлеты боком выйдут!