Джеймс Чейз - С/С том 27. Важнее денег. Сбей - и беги

Больше всего мне нравился бар Расти Макговена, и я наведывался туда почти каждый вечер. Из окон бара открывался вид на бухту, в акватории которой покачивались плавучие казино. Расти сделал все возможное, чтобы придать своему заведению вид корабельной каюты. Окна были выполнены в виде иллюминаторов, на стенах крепились многочисленные медные украшения, снятые с кораблей — их каждодневная чистка доводила официанта Сэма до истерики.

В чине старшего сержанта Расти тоже участвовал в войне с Японией. Он понимал мое состояние и благоволил ко мне. И хотя он повидал гораздо больше ужасов войны, чем я, это не помешало ему остаться хорошим человеком. Он всячески пытался помочь мне. Узнав, что я вот-вот останусь без цента в кармане, он как бы вскользь заметил, что давно подумывает купить для бара пианино, и поинтересовался, не смогу ли я играть на нем.

Вот здесь он попал в точку. Если я что-то и мог делать более или менее прилично, так это играть на пианино. Я тут же принял предложение Расти, и пианино было куплено.

За тридцать долларов в неделю я играл в баре с восьми до двенадцати ночи, что вполне меня устраивало, поскольку доход позволял платить за комнату, сигареты и еду. Что же касается спиртного, то Расти не жалел его для меня.

Таково было положение вещей к тому времени, когда, вынырнув из-за завесы дождя, в мою жизнь вторглась Рут.

Мне только-только исполнилось двадцать три года, и никому на свете не было до меня дела. Появление Рут доставило мне кучу неприятностей. Но тогда я об этом даже и не догадывался. Но вскоре неприятности посыпались на меня, как из дырявого мешка.

На следующее утро, примерно в начале одиннадцатого, миссис Морган, моя квартирная хозяйка, крикнула из своей конторки при входе, что мне звонят.

Я как раз брился, стараясь не задеть царапин на физиономии, которые за ночь распухли и побагровели. Чертыхнувшись в душе, я вытер мыльную пену и спустился вниз.

Это был сержант Хаммонд.

— Гордон, мы не нуждаемся в ваших показаниях, так как не намерены возбуждать дело против Уилбура.

— Что ж так? — удивился я.

— Именно. На свою беду, он повстречал эту девицу в серебряном парике. Как минимум двадцать лет она ему обеспечила.

— Ничего себе!

— Можете мне поверить. Мы сообщили в полицию Нью-Йорка о задержании некоего Уилбура, и там пришли в такой восторг, в какой не приходит горький пьяница, обнаружив в кармане давным-давно потерявшийся доллар. Компромата на Уилбура там столько, что двадцать лет ему гарантировано.

— Ну и ну!

— Еще бы. — Хаммонд сделал паузу, и некоторое время в трубке слышалось его тяжелое дыхание. — И вот еще что… Она спрашивала ваш адрес.

— Вот как? Но я не делаю из него секрета. Вы ей сообщили?

— Нет, хотя она и уверяла, что хочет поблагодарить вас. Но вот что я вам скажу, Гордон, держитесь от нее подальше. Интуитивно я чувствую, что она может отравить жизнь кому угодно.

Мне не понравились его слова, так как я отношусь к тому типу людей, которым не нравятся нравоучения.

— Благодарю, хотя в советах подобного рода я не нуждаюсь.

— Как знаете, — с этими словами Хаммонд положил трубку.

В тот же вечер, где-то около девяти, Рут пришла в бар. На этот раз на ней была серая юбка и черный свитер, на фоне которого ее серебристые волосы смотрелись особенно эффектно. В это время в баре было многолюдно, и Расти, занятый обслуживанием клиентов, не заметил ее прихода.

Девушка уселась за столик недалеко от меня. Я играл этюд Шопена — скорее для собственного удовольствия, так как практически никто меня не слушал.

— Привет! — сказал я. — Как рука?

— Более или менее. — Она открыла довольно неказистую сумочку и достала пачку сигарет. — Благодарю за вчерашнее. Вы настоящий герой.

— Всегда был им. — Я прекратил игру и повернулся к девушке. — Как я узнал, Уилбуру грозит как минимум двадцать лет заключения.

— Туда ему и дорога! — Лицо Рут скривилось в презрительной гримасе. — Надеюсь, уж теперь мы расстались навсегда. Он тяжело ранил двух полицейских в Нью-Йорке. Хорошо еще, что они выжили. Мерзавец большой мастер на такие дела.

— Успел уже убедиться в этом.

Подошел Сэм и вопросительно глянул на девушку.

— Закажите что-нибудь, — посоветовал я. — Иначе вас выставят из бара.

— Надо же! — Она удивленно подняла брови. — Ну и порядочки у вас!

— Что делать. Если вы не в состоянии что-нибудь заказать, нечего сюда приходить.

Рут велела Сэму принести бутылку кока-колы. Я начал наигрывать мелодию песенки «Тело и душа». С того дня, как осколок снаряда основательно испортил мне физиономию, я утратил интерес не только к своей работе, но и к женщинам. В студенческие времена я не прочь был приударить за хорошенькой девушкой, но шесть месяцев госпиталей напрочь отбили у меня подобные забавы.

Внезапно я услышал, что Рут тихонько подпевает под мой аккомпанемент, и уже через несколько тактов почувствовал, как мурашки побежали по спине.

Она обладала невероятным, хотя и плохо поставленным голосом. Он был чист, как звон серебряного колокольчика. До сих пор я слышал только хриплые голоса эстрадных певичек, да и то в грамзаписи.

Я продолжал играть, слушая Рут. Но тут Сэм принес заказ, и девушка замолчала. Дождавшись, когда официант уйдет, я повернулся и внимательно посмотрел на нее.

— Кто научил вас так петь?

— В каком смысле? Вы полагаете, что я хорошо пою?

— Еще бы! А как зазвучит ваш голос, если вы споете в полную силу!

— То есть громко?

— Ну да.

Она безразлично пожала плечами.

— Нет проблем.

— Так спойте! Спойте «Тело и душа», и как можно громче!

Рут с удивлением уставилась на меня.

— Да меня же вышвырнут отсюда в два счета.

— Не беспокойтесь. Пойте, и погромче. Если получится хорошо, все беру на себя. Если же нет — не ждите от меня помощи.

Я снова заиграл мелодию песни. То, что я услышал, потрясло меня. Уговаривая Рут петь как можно громче, я был готов услышать нечто особенное, но все же чистый голос необыкновенного звучания застал меня врасплох, он прорезал многоголосый шум толпы, как бритва распарывает шелк. Уже после первых слов шум утих, даже пьяницы перестали бормотать и не сводили взгляд с Рут. Расти с выпученными глазами наклонился над стойкой, а пальцы его толстенных, словно окорока, рук сжались в кулаки. Девушке даже не понадобилось вставать. Она лишь слегка откинулась назад. Песня лилась свободно, как вода из крана. Волшебные звуки заполнили зал, зачаровывали и гипнотизировали. Это было что-то невероятное.

Рут пропела куплет и припев под мой аккомпанемент, потом я знаком велел ей замолчать. Последние ноты мелодии некоторое время еще звучали в баре, заставляя тонким звоном дребезжать бокалы на стойке.