Пьер Буало - Современный французский детективный роман

— Когда кончите — на набережной. А если окажется что-нибудь важное, здесь. Я, наверно, еще не уйду…

Гюс прислушивался к их разговору. Страшное событие не лишало его ребяческого интереса к деятельности сыщиков.

— Пошли, Гюс…

Мальчик повел его узким коридором мимо кухни. Через стеклянную дверь Мегрэ увидел толстуху в темном платье.

— Вторая дверь…

Большая комната. Совсем иная атмосфера, нежели во всей квартире. Правда, такая же стильная мебель — надо же куда-то девать! — но Гюс использовал ее на свой лад — пристроил какие-то доски и полки.

Были тут четыре репродуктора, два-три проигрывателя, на одном белом столике — микроскоп, на другом — какая-то сложная электрическая схема из медной проволоки. У окна — единственное кресло, кое-как прикрытое куском красной ткани. Такая же ткань была вместо покрывала на кровати, так что получалось нечто вроде дивана.

— Бережете? — удивился Мегрэ, увидев на этажерке большого плюшевого медведя.

— А что тут такого? Отец купил, когда мне исполнился год…

Он произносил «отец» с гордостью, почти с вызовом. Чувствовалось, что мальчик готов яростно защищать его.

— Вы любили мадемуазель Ваг?

— Я ведь сказал, мы дружили.

Видимо, ему льстило, что двадцатипятилетняя девушка обращалась с ним по-дружески.

— Вы часто заходили к ней в кабинет?

— По крайней мере раз в день.

— А бывали с нею где-нибудь?

Гюс удивленно вскинул глаза на комиссара. Тот набивал трубку.

— Где, например?

— Ну, скажем, в кино или на танцах…

— Я не танцую… И никуда с ней не ходил.

— А у нее дома были?

Он снова покраснел до ушей.

— Не пойму, чего вы от меня добиваетесь? На что намекаете?

— Вы знали об отношениях Антуанетты и отца?

— Знал, ну и что? — огрызнулся Гюс, задрав голову, как петушок. — Плохо это, что ли, по-вашему?

— Речь идет не обо мне, а о вас.

— По-моему, отец волен поступать как ему угодно.

— А как же ваша мама?

— Это ее не касалось.

— Что вы хотите сказать?

— Что мужчина имеет право…

Он не закончил, но и начало фразы было достаточно красноречиво.

— Как вы думаете, не в этом ли причина сегодняшнего преступления?

— Откуда я знаю?

— Могли ли вы ожидать подобное?

Мегрэ сидел в красном кресле и медленно раскуривал трубку, не сводя взгляда с этого еще продолжающего расти подростка с непомерно длинными руками и ногами.

— И ждал и не ждал…

— Говорите точнее. Разве вы так отвечаете на уроке в лицее?

— Вот уж не думал, что вы такой…

— Такой грубиян, да?

— Похоже, что я вам неприятен или вы подозреваете меня в чем-то?

— Вот именно.

— Да ведь не в убийстве же Антуанетты? Прежде всего я был на уроке.

— Знаю… Знаю и то, что вы преисполнены искреннего уважения к отцу.

— Ну и что? Разве плохо это?

— Вовсе нет… И одновременно вы считаете его беззащитным существом.

— К чему вы клоните?

— Тут нет ничего дурного, Гюс… Просто в быту ваш отец не любит стоять за себя… Он считает, будто во воем, что с ним происходит, виноват он сам.

— Он человек умный и порядочный.

— И Антуанетта была на свой лад беззащитная… А в общем-то ведь только вы с нею могли охранять вашего отца… Потому-то между вами и возник своего рода сговор.

— Мы никогда ни о чем таком не говорили…

— Охотно верю… Тем не менее оба вы считали себя союзниками… Вот почему, даже не говоря об этом с ней, вы пользовались любым предлогом, чтобы побыть с нею.

— К чему вы ведете?

И в первый раз подросток, крутивший в пальцах кусок медной проволоки, отвернулся от Мегрэ.

— Я уже привел: это вы, Гюс, прислали мне письма и вы же вчера звонили в полицию.

Теперь Мегрэ видел только спину. Наступило долгое молчание. Наконец Гюс повернулся, лицо его выражало полное смятение.

— Да, я… Ведь вы все равно установили бы это, правда?

В его взгляде уже не чувствовалось недоверия. Казалось, комиссар снова завоевал его уважение.

— А почему вы заподозрили меня?

— Потому что такие письма мог писать либо убийца, либо тот, кто пытался окольным путем защитить вашего отца.

— Ну, это могла быть и Антуанетта.

Мегрэ не стал убеждать его, что мадемуазель Ваг была уже не в том возрасте, когда прибегают к подобным приемам — надуманным и ребяческим.

— Я разочаровал вас, Гюс?

— Мне почему-то казалось, что вы возьметесь за это дело иначе.

— А как, например?

— Понятия не имею… Просто я читал отчеты о ваших расследованиях… и думал, что вы человек, который все понимает…

— А теперь?

Гюс только пожал плечами.

— Теперь я и сам не знаю…

— Кого же, по-вашему, я должен арестовать?

— Никого.

— Вот как? А что же мне тогда делать?

— Вам виднее. Вы начальник уголовного отдела сыскной полиции, а не я!

— Могло ли убийство произойти вчера или даже сегодня в девять часов?

— Наверняка нет.

— А от чего вы хотели защитить отца?

Снова молчание.

— Я чувствовал, что ему грозит опасность.

— Какая?

Мегрэ был убежден, что Гюс понял смысл его вопроса. Мальчик хотел защитить отца. От кого? Может быть, от него же самого.

— Я не буду больше отвечать.

— Почему?

— Так.

И решительно добавил:

— Можете увезти меня на набережную Орфевр… Задавайте мне часами один и тот же вопрос… Наверно, вы считаете меня мальчишкой, но — клянусь — больше вы не вырвете у меня ни слова.

— Ладно, больше ничего не буду у вас спрашивать. Кстати, вам пора завтракать, Гюс.

— Сегодня можно и опоздать в лицей.

— Где комната вашей сестры?

— Тут же, в коридоре, через две двери…

— Ну, не сердитесь на меня!

— Вы выполняете свой долг…

И Гюс захлопнул за ним дверь. Немного погодя Мегрэ постучался к Бэмби. Из комнаты доносился шум пылесоса. Ему открыла светловолосая девушка в форменном платье.

— Вы ко мне?

— Вы Лиза?

— Да, я горничная. Мы уже встречались с вами.

— А где барышня?

— Наверно, в столовой. А может, у отца или у матери. Это через площадку, на другой половине.

— Я знаю, где это. Вчера я был у мадам Парандон.

В открытую дверь он увидел столовую. Стены, доверху обшитые деревянными панелями. На столе, за которым могли бы сесть человек двадцать, — всего два прибора. Сейчас сюда пожалуют Бэмби и Гюс и сядут на свои места, отделенные друг от друга белой равниной скатерти. Им будет прислуживать Фердинанд в белых перчатках.

По пути Мегрэ приоткрыл двери кабинета Парандона. Тот все так же сидел в кресле. Около него на сервировочном столике — бутылка вина, стакан и несколько бутербродов. Адвокат не шевельнулся. Может, даже не услышал, как открылась дверь. Солнечный свет падал на его макушку, и издали казалось, что она лысая.

Комиссар прикрыл дверь, нашел коридор, по которому проходил вчера, и дверь в будуар. Оттуда доносился незнакомый ему пылкий, трагический голос Слова были невнятны, но в тоне чувствовалась неудержимая страстность.