Колин Маккалоу - Блудный сын

— Есть что — нибудь, что мне следует знать о докторе Тинкермане, касающееся только стен вашего факультета? — осведомился Кармайн.

— Только то, что он так и не оставил кафедру средневекового христианства, когда принял пост главы издательства. Думал, сможет справиться с обеими должностями, хотя взял годичный отпуск на первый год работы в ИЧ. После он думал нормально работать и там и там. Я был не согласен, но братья Парсонсы его поддержали.

— Либо он был дураком, либо — истинным трудоголиком.

— Понемногу каждого. К примеру, он ухитрялся прочесть все книги, содержащиеся в списке нашего издательства, причем не только публикуемые, но и те, которые под вопросом. Включая несколько научных работ, непонятных ему совершенно. Он сказал, что прочел их для… для стиля.

— Дурость, — буркнул Кармайн.

— Может быть, очень может быть, капитан. Том Тинкерман не был критиком разговорного слова в чистом виде, и даже того, что Перси Ли назвал бы сентиментальной прозой. Его страстью был стиль, и Том действительно верил, что у каждого автора он уникален. Доктор Джим Хантер стал одержимостью Тинкермана — он прочел его «Бог спирали», прочел две другие книги и все статьи, которые Хантер когда — либо публиковал. «Бог спирали» оскорбил его идеалы, мораль и принципы, но и там был стиль, как и в других работах Джима. Том напыщенно говорил, что Бога оскорбляет все: от стиля до содержания — удивительно, верно? Я всегда чувствовал, что в основе его зацикленности на Хантере лежит расовое предубеждение, в глубине сердца Тинкерман был расистом. Его видение Бога — это взгляд белого человека, а чернокожего интеллектуала следует растоптать.

— Какое ужасное обвинение, декан.

— Знаю. Если бы он не умер, кто знает, что бы случилось.

— Доктор Тинкерман и доктор Хантер когда — нибудь сталкивались лбами на людях?

— Насколько я знаю, лишь однажды. Прямо перед Рождеством, на одной из профессорских вечеринок Эм — Эм. Том набросился на Джима Хантера так, словно тот лично распял Иисуса Христа. Неловкая ситуация.

— Вы помните суть произошедшего?

— Бог ты мой, нет! Мы все поспешили от них удалиться. Так было правильно.

— Прямо перед Рождеством? Значит, о его назначении на должность главы издательства уже знали?

— Да. Канун Рождества. Эм — Эм излучал дружелюбие и радость — прямо клубника со сливками.

— Эм — Эм слышал их ссору?

— Нет. Бобби Хаймен как раз рассказывал одну из своих замечательных историй.

— Как Джим воспринял нападки?

— С благородством. Слегка сжал губы, но оставался спокоен. Именно Том потерял хладнокровие.

— Думаю, только взвинченные ребята способны терять хладнокровие. Благодарю за все, декан. Вы подали мне одну идею. — Кармайн скривился. — Не уверен, что смогу за ней последовать, но хотя бы попытаюсь.

Необычная идея, но ее все — таки не стоит отбрасывать. Она не имеет ничего общего со стилем или той ссорой. Она лишь промелькнула в мозгу Кармайна во время рассуждений декана Вейнфлита о том, как различные вещи видятся на расстоянии; когда ничего нельзя услышать, но можно сделать самые разные выводы после того, как страсти утихнут.

Гус Феннелл, совершенно изможденный, только что вышел из прозекторской.

— Ох, что теперь? — раздраженно спросил он, но тут же встряхнулся. — Прости, Кармайн. Отстранение Патрика слишком загрузило работой меня и почти лишило его.

— Мы работаем над этой проблемой так быстро, как только можем, Гус. А теперь присядь — я сделаю тебе кофе.

— Я бы предпочел чай, — проворчал Гус.

Кармайн принес ему чаю.

— С молоком или лимоном?

— Без всего, пожалуйста. — Он сделал глоток, закрыв глаза. — Ух, теперь лучше! Ты зачем пришел, Кармайн?

— За ответами. Ты сделал гистологию того прокола в шее Джона Холла?

— Конечно.

— Что она показала? Я должен ее просмотреть.

Папка лежала у Гуса на столе, и он открыл ее.

— Повреждение слоя, но весьма поверхностное. На деле затронут только эпителий. — Он достал свои очки и, нахмурившись, прочитал. — Теперь понимаю, почему ты не помнишь. Кто бы ни делал эту гистологию, он сделал ее халтурно. Думаю, в лаборатории тогда из — за нового неопределяемого яда царила паника, а Пол и его лучшие сотрудники занимались именно тетродотоксином. Они друг друга подменяли, потому — то они и хорошие работники — не важно, какую экспертизу надо провести, каждый из них может сделать пробу или гистологию, баллистику или… или… в общем, там длинный список. У нас нет денег на лаборанта для каждой отдельной работы. Но именно эту гистологию я помню; ее делал новый парень — Брэд. Он лучше разбирается в баллистике, оружии и тому подобном.

— Так мы не знаем точных результатов? — уточнил Кармайн.

— По поводу глубины прокола — нет.

— Может, ты посмотришь исследования, Гус? Я оплачу тебе ленч в «Мальволио», когда захочешь, — стал умасливать его Кармайн.

— На твою удачу, все тетрадотоксиновые исследования еще в лаборатории, — ответил Гус, заинтригованный открывшейся возможностью.

Он отыскал коробку с образцами гистологии Джона Холла и стекла со слоями шейного прокола.

— На деле они неплохие, — с удивлением заметил он, рассматривая их через микроскоп. — Я бы сказал, что более глубокие слои вообще не затронуты. Думаю, твой парень получил подкожную инъекцию, а не внутримышечную.

— И что это меняет в отношении симптомов, Гус?

— Они протекают дольше. По исследованиям все четко видно, Брэд не схалтурил. Я должен сказать Полу, чтобы тот стер все неблагонадежные пометки в личном деле парня. Игла приподняла кожу и скользнула под нее, что обычно делают, когда вкалываемая субстанция концентрированна и нужно ввести всего пару капель, а не целую дозу. Также подобный прокол можно было сделать с помощью того приспособления, что ты мне показывал. — Гус с удовлетворением вздохнул. — Я должен переписать заключение.

— Какую отсрочку летального исхода дает подкожная инъекция?

Медэксперт задумался.

— Зависит от того, насколько сильно подкожный слой испещрен кровеносными сосудами, но согласно гистологии — жира там немного, яд подействовал сравнительно быстро. Собрав воедино все данные, можно сказать: от десяти до двадцати минут.

— Гус, дорогой мой, ты — настоящее сокровище, и ленч в «Мальволио» заменяется на ленч в «Горшочке лобстеров».

Из владений медэкспертов Кармайн направился во владения комиссара.

— Ты знаешь, что человеческий жир, как и животный, испещрен кровеносными сосудами? — спросил он, войдя в кабинет.

— Да благословят тебя смиренные длани Матушки Аннунциаты! В чем суть этого вопроса, о почитаемый капитан детективов?

Шутливое настроение Сильвестри говорило о том, что день начался неплохо. Кармайн едва не поперхнулся.