Марина Зосимкина - Обратный счет. Книга третья из серии «Сказки мегаполиса»

Киреевой? Она приедет, ты извинишься, и мы подумаем, прощать ли тебя, а

дальше – видно будет.

– И как же вы собираетесь меня удержать? – ерничая, спросил ее Зубов

и, сунув руку во внутренний карман, вытащил складной нож. Однако, не

перочинный. И щелкнул, выбрасывая лезвие. Теперь он больше не изображал

глумливого идиота. Он смотрел на нее со злым прищуром уголовника, которому

нечего терять. От взгляда этих глаз даже Валерию проняло, и она тихонько

ойкнула.

Лера не знала наверняка, применит ли психованный ублюдок свое

оружие или только пугает. Еще Лера не знала никаких приемов самообороны.

Она не могла молниеносно схватить его за запястье и заломить за спину руку,

вывихнув плечевой сустав, а потом, в азарте схватки, садануть ребром ладони

по предплечью и сломать уроду еще и предплечье. Не могла она и, лихо

выбросив ногу в тяжелом ботинке, выбить нож сильным ударом стопы, чтобы

нож пролетел несколько метров и вошел по самую рукоятку в мерзлую землю, а

обезоруженный ублюдок, сложившись пополам, визжал, держась за свою

раздробленную правую кисть.

Но она сказала, хмыкнув:

– Как удержать? Да делов-то.

И перехватив поудобнее баллон порошкового огнетушителя, который,

вылезая из машины, для собственной безопасности вытащила из-под сиденья и

держала у себя за спиной, она размахнулась и щедро впечатала красным

цилиндром ему в лоб. Исключительно в качестве самообороны.

Потом, дотащив отключившегося Феликса до его «Фольксвагена» и

впихнув внутрь, выдернула из зажигания ключ и заблокировала двери. Достала

из кармана мобильник, пальцы забегали по кнопкам. Лера звонила Киреевой,

но та трубку брать не хотела. Лера прислушалась и ругнулась. Из салона

законсервированного Феликса глухо, еле слышно, пробивался меланхоличный

напев старой доброй «Желтой субмарины», которая парадоксальным образом

ассоциировалась у Надежды Михайловны с активной личностью Валерии

Буровой. Лера прошагала к корявой дыре в тонированном стекле и уже четко и

без всякого сомнения услышала голос Пола Маккартни и его ребят. Понятно.

Мобильник Киреева посеяла, когда вырывалась наружу, и сейчас он валяется

внутри машины где-нибудь между сидениями или под бардачком.

Несколько поколебавшись, Валерия выбрала из списка контактов другой

номер. Этим номером пользоваться не хотелось, он достался ей не совсем

честным путем, так, на всякий случай достался. Вот случай и приспел.

– Иван Викторович? Вы не могли бы передать Надежде Михайловне?.. Я

этого извращенца поймала. Если хочет, пусть приезжает и с ним разбирается.

И только проделав все это, она подошла к верному другу Михе и,

поглаживая его новые шрамы, зашмыгала носом.

Вчера Надежда так и не смогла толково объяснить Лапину, кто такой

Феликс Зубов. Его, кажется, только этот вопрос и интересовал. А еще то, зачем

она села к нему в машину и куда с этим хлыщом собралась ехать.

Зато она постаралась это объяснить ребятам из полиции, приехавшим

забрать бизнесмена из глубинки с собой. Ребят вызвонил Берзин.

После звонка Ивана Петрас довольно быстро примчался их выручать,

оседлав служебный микроавтобус. Благо, что драма, похожая на фарс,

развернулась не особенно далеко от их офиса. До его приезда Лапин к

Надежде с расспросами не лез, они стояли на краю тротуара молча, подставляя

спины холодному февральскому ветру. Он больше не обнимал ее за плечи и не

прижимал ее голову к груди. Как-то так получилось. Надежда жалела, а с другой

стороны, что толку обниматься?

Надина шуба на удивление быстро обсохла, но она все равно

чувствовала озноб, и сердце билось какими-то неправильными толчками, и

спазм стискивал горло. «Все-таки надышалась», – подумала она почти

равнодушно. Ее больше беспокоило то, что Лапин был голый, точнее – без

дубленки. Лапина ей было жалко, и она боялась, что он может простудиться и

заболеть.

Когда Петрас подкатил свой микроавтобус, и они оказались в тепле

салона, то прежде чем ехать куда-либо дальше, Лапин потребовал от Надежды

объяснений. Надя попыталась, но получалось бестолково и слишком длинно.

Однако суть рассказа была понятна: Киреева по уши влезла в чужие дела и

чуть было не поплатилась за это.

Лапин слушал ее негодующе, Берзин – невозмутимо. Чистый прагматик,

он вычленил все, что относилось к недавнему инциденту, и сразу же вылез

посмотреть на брошенный коврик, а потом подобрал с мостовой почти пустую

бутыль.

Бутыль понюхал осторожно, покашлял. Остатки жидкости вылил прямо на

асфальт, а саму бутыль и коврик упаковал в пакет, вернулся в автобус и

пристроил пакет на одно из сидений. Спросил Надежду, как все-таки она себя

чувствует. Потом раскрыл свою аптечку, извлек из нее какую-то ампулу,

надломил, сунул в нос и приказал дышать. Надя послушно дышала, и через

какое-то время ей стало легче.

– Что это? – спросила она Берзина, возвращая стекляшку.

– Антидот. Им армейские аптечки комплектуют, а я по привычке вожу.

Тут как раз позвонила Валерия. Трубку Лапин Надежде так и не дал, а

сразу сунул ее Петрасу, чтобы тот уточнил у Буровой адрес и проезд.

Когда они домчались до места и встали, уткнувшись капотом в тяжелый

зад Лериного джипа, Лапин приказал, чтобы Надежда не выходила, но она,

конечно, не послушалась. Пока выбиралась из микроавтобуса и протискивалась

мимо бока внедорожника, из «Фольксвагена» уже успели вытянуть

«извращенца» и поставить возле дверцы его машины. Зубов стоял, зажатый в

полукольцо двумя мужчинами и одной женщиной, которая по штурму и натиску

не уступала многим мужчинам. Ситуация ему не нравилась.

Да и вид у хлыща и пижона Зубова был не очень. Надя решила, что кто-

то из мужчин уже успел его приложить, но потом оказалось, что это Лера,

огнетушителем. Кровь из носа он к тому времени остановил, но шишка на лбу

наливалась соком и под глазами проступили синяки. Надя подошла к Лере,

обняла ее и сказала на ухо: «Спасибо».

Киреева чувствовала себя не просто разбитой, она чувствовала себя

опустошенной. Выпотрошенной и обескровленной. Даже злорадствовать у нее

не было сил. Не было сил ликовать и радоваться, что она вычислила

преступника и может реконструировать, как именно он совершал свои злые

дела. Единственная мысль о том, что Инесска теперь будет вне подозрений,

немножко ее согревала, и то сквозь кору отупения, бывшей ни чем иным, как

защитной реакции психики, которой сегодня досталось.

Зубов тем временем верещал, что он совершенно не понимает, что

происходит, не понимает, почему на него напала эта ужасная женщина, и он